Рецензия на фильм «Глаз»

Так или иначе, в современном Бангкоке двадцатилетняя скрипачка лежит в больнице с забинтованным лицом. В той же палате лежат старуха и маленькая девочка. Старуха все время спит, а с девочкой, у которой рак мозга, завязывается знакомство. Скрипачке снимают бинты, но ей все равно плохо видно и очень больно. Ночью к старухе приходит некто в черном, и они двигают в коридор. Скрипачка следует за ними, там что-то жуткое – живой труп с развевающейся шевелюрой, и вдруг нет его. Утром в зеркале она видит не совсем то лицо, которое имеет. Но, в общем, ее выписывают, и старшая сестра приводит скрипачку к психоаналитику. Дело в том, что на скрипке она играла не от хорошей жизни, а в оркестре слепых. Ослепла в двухлетнем возрасте. Читать не умеет, многие вещи просто не понимает, потому что тогда их не было. Аналитик надеется приучить ее ясно видеть с чужой пересаженной роговицей. Как и пациентка, он пока не въезжает, на что чужое напорется и как это все придется разгребать.

Дальше идет вечноужастиковый сюжет про призраков и покойников и как с ними бороться. В "Глазе" он только, вполне по современной моде ("Другие", "Шестое чувство"), максимально вписан в стандартную неужастиковую реальность. В этом плане у фильма масса достоинств. Неслучайны медицинские подробности пересадки роговицы, и совершенно законно в них закрался вопрос: чьей роговицы? Куда делся донор? Кем он был? Все отыграно девочкой с раком мозга, у которой никаких кошмарных ужасов не было, она просто реально умерла во время операции. Неслучайно весь антураж предельно бытовой, подробный и максимально современный: отец в Канаде, к которому всегда можно уехать, сестра-стюардесса, всегда спешащая в рейс, посторонняя проблема врачебной этики, помесь английского с китайским на почве недавней натурализации Гонконга. На этом сугубо реалистическом фоне особенно дико, когда в лифте рядом с девушкой оказывается некто. Она домой ехала, вызвала, лифт пустой, это видно на встроенном мониторе, двери открылись, а там дядька лицом к стене. Вбежали двое в подъезд, опередили девушку, сели в лифт и уехали, и никого не увидели, а у нее столбняк. Дождалась второго лифта, тоже пустого, вошла, только доехала до второго этажа, а у нее за спиной – снова тот самый дядька. А ей на пятнадцатый, и когда он где-то на пятом начнет приближаться и оборачиваться – я вас умоляю, смотрите сами.

Вот это – самый лучший спецэффект, особенно когда у дядьки ножки на весу, но в принципе все эффекты встроены максимально деликатно, по тихо и незаметно нарастающей зрелищности. Там еще много будет, и в целом действительно выйдет ассоциация с кошмарами, индивидуально присущими каждому в зрительном зале. Кто боится мышей, кто запертых темных комнат, кто – чего, но "Глаз" разбирается со стереотипом реакций на собственные страхи. Сначала паника, потом обреченность, потом "была-не была", а потом и действительно "не была", все прошло. "Глаз" подводит под этот стереотип философскую базу типа переселения душ, органичную для буддистского Таиланда, что еще больше переносит акцент с мистики на психологию, отчего еще больше впечатляют пожары со взрывами. Все это может быть примером успешной борьбы с индивидуальными закидонами.

К сожалению, вышеуказанное занудство проистекает не только из восточной психологии, въедливой и медленной. Братья Пэнг невпервой пытаются приделать к восточной ментальности голливудские схемы. Невпервой это плохо у них выходит, поскольку ментальность сложная, а схемы берутся самые примитивные, отработанные в Голливуде лет пятьдесят назад. Кроме того что роговица принадлежала самоубийце, чья душа так и не успокоилась, а после пересадки еще и взбунтовалась, поскольку и самоубийца, и пациентка от роду – экстрасенсы, не придумано ничего. Но, даже если забыть про ужастик, то фокусы с глазами производились всю историю кино, и даже в последние десятилетия достаточно оригинально ("Глаза Лоры Марс", "Прямой репортаж о смерти", "Особое мнение"). Братьям Пэнг не хватило смелости на нюансирование сюжета из собственных закромов – вероятно, с учетом продажи кино на экспорт – и "Глаз" предсказуем до остервенения, до нуля. Предсказуема середина, предсказуем конец. Сидишь, смотришь, и если индивидуальный опыт по части страхов и комплексов небогат, да еще и память плохая, и нет повода уйти в себя, досидеть достаточно сложно.