Гротескный опус магнум режиссера «Ла-ла Ленда»
Спустя пять лет после достаточно неоднозначного «Человека на Луне», который помимо скромных сборов в прокате принес Шазеллу странные обвинения в политизированности, в мировой прокат вышел еще более неоднозначный «Вавилон» — хаотичный исторический слепок важной кинематографической эпохи, которую принято именовать Золотым веком Голливуда. Критики, конечно, взбунтовались — ведь история кино для них — самое святое. Зрители же приняли новый фильм Шазелла с куда большим воодушевлением, восприняв его как чрезмерно затянутый, но все же приятный аттракцион гедонизма, в котором душераздирающая чрезмерность соседствует с абсолютно вульгарной сатирой, а искренняя любовь к искусству живет на границе безумия.
«Вавилон» открывается виртуозно снятой сценой масштабной фрик-пати, проходящей где-то на задворках Лос-Анджелеса. Именно там впервые пересекаются три главных героя фильма: будущий успешный продюсер Манни Торрес (Диего Кальва), без пяти минут звезда немого кино Нелли Ларой (Марго Робби), а также популярный голливудский актер Джек Конрад (Брэд Питт). Помимо увлеченности кино, всех персонажей объединяет неутомимая амбициозность и практически маниакальная жажда признания. Каждый из них будет использован, переработан и безжалостно выплюнут фабрикой грез, любим и отвергнут миром, ради которого жил. Каждый получит свою минуту славы и свой персональный печальный конец, но ни один из них ни разу не пожалеет о сделанном выборе.
В «Вавилоне» Шазелл вновь обращается к референсам, но делает это куда менее тонко, чем было в том же «Ла Ла Лэнде», местами открыто цитируя, а порой даже откровенно копируя слог культовых режиссеров прошлого и настоящего. «Вавилон» дышит «Сладкой жизнью» Федерико Феллини, Брэд Питт уморительно изображает скучающего Марчелло Мастроянни. «Вавилон» насыщается абсурдными диалогами братьев Коэн и черным юмором комедий Тарантино, превращает Марго Робби в Харли Куинн, пытается походить на «Бердмэна» Алехандро Иньярриту, но все чаще просто скатывается в фэнтезийный фарс, где мысли о высоком перемежаются кадрами спермы, мочи и слоновьих фекалий.
Оммажи к Джину Келли больше не нуждаются в вуалях, «Поющие под дождем» — теперь полноценная часть фильма, работающая на него как в сюжетном, так и в контекстуальном смыслах. А вот конфликт немого и звукового кино, который стал важной кульминационной точкой в мюзикле Келли, у самого Шазелла скорее отсутствует. В «Вавилоне» вообще нет никаких конфликтов, есть лишь сплошное жизнеописание, конструкт давно почившей вехи кинематографа, рожденный сознанием признанного голливудского вундеркинда, который явно не намерен идти на полумеры и как-то договариваться с массовым зрителем.
Как истинный синефил Шазелл снял фильм в первую очередь для самого себя, но, вероятно, слишком сильно увлекся в процессе. Визуальная красота «Вавилона» не только затягивает, но и существенно изматывает, сумасшедший ритм не дает шанса разглядеть социальные акценты, а постоянная буффонада обесценивает всю глубину внутренней трагедии главных героев. Тем не менее к финалу все вопросы и возмущения последовательно отходят на второй план: ведь «Вавилон» — это совсем не классическая история трагедии маленького человека в большом и изменчивом мире шоу-бизнеса, как было указано в официальном синопсисе. «Вавилон» — это фильм, который превозносит искусство над жизнью, превращая его в единственную и, возможно, самую достойную цель человеческого существования.