Объемное историческое кино про ученых
Будущий великий математик Фридрих Гаусс родился в семье неграмотного сапожника и попал в университет благодаря покровительству герцога Брауншвейгского, которому о талантливом мальчике доложил его школьный учитель.
Будущий великий естествоиспытатель Александр фон Гумбольдт приходился тому же герцогу крестником. И если Гаусс хотел мир рассчитать, то Гумбольдт рассчитывал его измерить. В сочетании с родовым капиталом это намерение принесло выдающиеся плоды – со своими измерительными приборами граф объехал полсвета и оставил след в целом десятке научных дисциплин.
Домосед и теоретик Гаусс узнавал о его подвигах из газет.
Как известно, каждый большой шаг человечества генерируется всего несколькими отдельными индивидуумами, которым больше всех надо.
И, как водится, индивидуумы эти не без странностей. Например, Гаусс выводится в фильме – и предшествовавшей ему книге – ворчуном, гением и в какой то степени аутистом. Гумбольдт же отвечает здесь за противоположный конец спектра. Да, мир обычных человеческих ценностей от него также далек, однако в целом он практик, никогда не унывает, никогда не останавливается и в конечном итоге окружающих раздражает ничуть не меньше.
Жизнь и судьба этих Шелдона и Леонарда своего времени (начало XIX века и промышленной революции) иллюстрируется в фильме серией исторических анекдотов. Вот мучающийся от своей исключительности Гаусс едет к престарелому Канту, но тот – в явном маразме – начинает говорить ему про колбасу, и Гаусс пытается убить себя. Тем временем где-то в джунглях Амазонки вдохновленный электрическими угрями барон Гумбольдт ставит эксперимент по электрической проводимости тканей прямо на своей спине.
Вот Гаусс сбегает с супружеского ложа в первую брачную ночь, чтобы записать свою догадку, касающуюся расчета орбиты Юпитера. Меж тем Гумбольдт жует человеческую руку под видом обезьяньей на ужине с аборигенами и очень обижается, когда ему намекают на то, что это каннибализм.
Вот Гаусс запоздало узнает, что некто Наполеон победоносно шагает по Европе и никому нет дела до его уравнений, потому что война. Гумбольдт тем временем оторван от всего мира в смысле совсем буквальном, страдая галлюцинациями на заснеженных хребтах Кордильер.
Пересекаются обе эти пунктирные линии ближе к финалу, когда великие умы, читавшие друг о друге в газетах, наконец встречаются на научном конгрессе 1828 года. Причем Гаусс ведет себя как невоспитанная свинья, и Гумбольдт оказывается неприятно удивлен эти странным типом, с которым так мечтал познакомиться.
И все это довольно занимательно, но совершенно не проходит проверку форматом кино.
И если в книге энциклопедический набор фактов еще как-то организуется вокруг внутренних соображений героев, то в фильме это все превращается в бессюжетный набор внешних аттракционов, которые разыгрывают два совершенно плоских картонных человечка. И никакое 3D тут не спасает.