Пределы героизма

Войны можно изображать по-разному. Все зависит от того, как к той или иной войне относятся в обществе и в киномире. Скажем, Вьетнамская война в США осознана как позорная трагедия – как чудовищная ошибка, приведшая к ужасным последствиям. И это почти полностью определяет отображение Вьетнама в голливудском кино. Даже такой довольно-таки реваншистский фильм, как «Рэмбо: Первая кровь 2», показывает не победу заглавного героя над вьетнамцами и русскими, а успешную эвакуацию последних американских военнопленных. Героизм Рэмбо не в том, сколько врагов он убивает, а в том, сколько сослуживцев он спасает, чтобы все они могли смириться с поражением, забыть Вьетнам и начать мирную жизнь вдали от вьетнамских джунглей.

Напротив, Великая Отечественная война в нашем обществе воспринимается как благородная война и великая Победа. Конечно, не всем, что тогда произошло, можно гордиться, но в общем и целом гордость – это наше основное чувство по отношению к тем событиям. Мы гордимся нашими предками и их товарищами на фронте и в тылу, и мы гордимся нашей страной, которая выстояла и победила, в то время как другие противники Германии либо сдавались за считаные дни, либо отсиживались за морями и океанами, позволяя немцам собирать огромные силы для ударов по нашей территории. Конечно, это была победа всего СССР, а не только России. Но главные битвы войны – Москва, Сталинград, Курская дуга – были выиграны на нашей земле, и мы вправе чувствовать, что наш вклад в общий котел был наибольшим.

Это должен помнить любой режиссер, который сейчас берется за военное кино. Это не значит, что каждый российский фильм о Великой Отечественной войне должен быть рассказом о военном подвиге, но это значит, что если такое кино пытается вызвать стыд, а не гордость, то оно вряд ли заслужит зрительское признание.

Вспомним, как устроено классическое «Иваново детство» Андрея Тарковского. По сути своей это трагедия о мальчике, которого война лишила детства и сделала взрослым бойцом. Но, убеждая зрителей переживать за Ивана, режиссер не дает публике усомниться, что Иван стал настоящим героем. Если бы «Иваново детство» не предоставляло повода для гордости, оно воспринималось бы куда хуже, чем оно воспринимается вот уже более полувека. Напротив, «Утомленные солнцем 2» убеждают, что гордиться нам особенно нечем, поскольку победу за нас одержал Бог, и это делает картину неприемлемой – независимо от прочих идей, которые в фильм вложены.

Имея это в виду, легко понять, почему «28 панфиловцев» вызвали большой и преимущественно положительный ажиотаж. Авторы фильма обещали публике чистую, неразбавленную гордость за защитников Москвы, которые не только героически сражались, но и не закидывали немцев трупами, поскольку их отряд был многократно слабее наступающей армии. И действительно, «28 панфиловцев» показывает битву по всем правилам военного искусства. Немцы используют свое превосходство в силе и технике, а красноармейцы делают все возможное и необходимое, чтобы даже в таких условиях нанести врагу максимальный урон. И они без устали повторяют, что их задача не геройски погибнуть, а геройски сражаться, потому что погибший солдат уже не убьет ни одного пехотинца и не взорвет ни один танк. В «28 панфиловцах» трупами закидывают не красноармейцы, а немцы. Хотя они тоже знают свое дело.

Судя по тому, как зрители реагировали на сообщения о ходе съемок и по первым отзывам на картину, такой подход многим по душе. Можно даже пойти дальше и сказать, что такой подход должен стать магистральным для мейнстримных российских военных лент. Ведь подобное кино прославляет наших предков, отражает реальность (при всех спорах о том, сколько в том бою было солдат и танков) и учит новое поколение будущих военных, как можно и нужно сражаться. Чтобы принципиально возражать против таких фильмов, нужно видеть Великую Отечественную войну в совсем иных тонах, нежели те, в которых ее видит большинство отечественных зрителей.

Однако это не значит, что «28 панфиловцев» нельзя критиковать за то, как подается героизм героев картины. За тысячелетия сочинения героических повествований человечество накопило огромный опыт в создании такого рода историй. А «28 панфиловцев» этот опыт не то чтобы игнорирует, но недостаточно его использует.

В чем это выражается? В том, что советские солдаты и офицеры предстают людьми без страха и упрека, которые отбиваются от безликой наступающей орды. В заключительных кадрах «28 панфиловцев» проводит визуальную параллель между оставшимися в живых бойцами и внушительным памятником, установленным на месте боя. И это очень точное сравнение. Да, в фильме действуют не каменные истуканы, но у них больше общего с монументом панфиловцам, чем с не всегда безупречными героями из таких всеми любимых советских лент, как «В бой идут одни “старики”». Помните, как боится боя Скворцов и как разгильдяйничает Кузнечик? Это отнюдь не случайные, а ключевые моменты ленты Леонида Быкова.

Почему они важны? Потому что военный подвиг – это не рутинная работа. Это прыжок выше головы. Это преодоление себя. Это то, к чему нужно прийти. И «Старики» показывают, как это происходит. Мы видим, как преодолевает себя Скворцов. Мы видим, как показывает себя героем Кузнечик. И, что не менее важно, мы осознаем, насколько героичен Титаренко на фоне своего ведомого Скворцова. Потому что он не только геройствует сам, но и поддерживает товарища в минуту слабости. Разве это не величайшая возможная похвала боевому офицеру?

Основа искусства – это контраст. Это касается как изображения, так и сюжета. Яркое лучше всего видно на темном фоне, а героизм высвечивается на фоне слабости. Это может быть внутренняя слабость самого героя (которую он в нужный момент побеждает) или трусость его спутника, а может быть и растленная омерзительность врага, как в «300 спартанцах» Зака Снайдера, где спартанский царь Леонид противопоставляется персидскому правителю Ксерксу. Контраст может быть простым или сложным, очевидным или тонким, но он важен для любого героического повествования.

Когда контраста нет, история теряет свой драматизм. Вспомним арест и распятие Иисуса. Когда Учитель оказывается в заключении, ученики его предают. Один лишь апостол Иоанн присутствует во время распятия. Даже клявшийся Учителю в верности апостол Петр трижды отрекается от Иисуса. О чем это говорит читателю? О драматизме случившегося. О накале страстей. О человечной слабости апостолов (которую они в дальнейшем преодолевают и отдают жизнь за веру). А еще это говорит о невероятности, непредставимости Воскресения. Если бы никто не сомневался, что распятие закончится так, как оно закончилось в Библии, и если бы Иисуса никто не предал, то это была бы обычная череда религиозных событий, а не главный момент Писания. Момент, который перепахивает апостолов и превращает их в фундамент Церкви.

Почему мы вспоминаем Библию? Потому что это основной текст нашей христианской культуры. И в ней немало аналогичных примеров героического контраста. Можно их найти и в анахронично, непонятно зачем поминающихся в «28 панфиловцах» «Семи самураях» и «Великолепной семерке» (напомним, что это фильмы, снятые после войны и не основанные на давно известных сюжетах). А вот в самих «Панфиловцах» такого контраста нет. И подвиг превращается в военную рутину. Драматичное событие предстает едва ли не компьютерной игрой, где сидящий у экрана игрок командует нарисованными солдатами, и они безропотно, с бездумным самоотречением подчиняются.

Почему фильм так устроен? Причины понятны. Если рядом с героичными советскими солдатами показать негероичного немца, то может получиться как в «Сталинграде» Федора Бондарчука, где немецкий офицер воспринимается как главный герой, потому что он проходит длинный эмоциональный путь, тогда как советские персонажи практически не меняются на протяжении фильма. «Подтачивать» же героизм панфиловцев, искать среди них предателей, слабаков и разгильдяев авторы фильма побоялись. Ведь в этом героизме – вся суть повествования.

Но разве пострадали «В бой идут одни “старики”» от временной слабости Скворцова? Наоборот, его слабость сделала картину сильнее. И «28 панфиловцев» не потеряли бы, а приобрели, если бы показали некоторых своих героев не супервоинами, а трусами, побеждающими страх. Да, это банальность, но она распространена, потому что работает. Конечно, можно найти и более изящные и редкие решения, однако здесь не время и не место перебирать все возможные варианты. Это работа сценаристов.

Когда мы смотрим в прошлое и видим примеры, достойные подражания, мы часто воздвигаем наших великих предков на пьедестал и не замечаем, что отказываем им в человечности. И чем яростнее мы отказываем им в недостатках, тем сложнее нам становится увидеть себя среди них. Мы-то знаем про себя, что мы не безупречные герои. Если, конечно, трезво и пристально смотримся в зеркало. Поэтому видеть на экране среди героев трусов, преодолевающих ужас, не только драматично, но и полезно. Они ближе нам, и они становятся нашими проводниками в мир экранного подвига. А еще они убеждают нас, что в трудную минуту мы соберемся с духом и поступим так, как надо. Даже если будет до безумия страшно.