К выходу «Трагедии Макбета» Джоэла Коэна вспомнили четыре самых интересных экранизации шекспировской трагедии. При общих исходных данных – истории о мятежном воине, который предает свои идеалы во имя страстей, – у режиссёров всегда менялись интонации и смысловые акценты, от самурайской трагедии до готического ужаса, от «Макбета» на закате эпохи хиппи до захода на территорию кинокомикса.
Орсон Уэллс, автор «Гражданина Кейна» и по совместительству фанатичный любитель Шекспира, как известно, не единожды обращался к трагедиям барда. Подобно «Отелло», снятому пару лет спустя, «Макбет» убедительно продемонстрировал: американский постановщик раздраконил свои амбиции на воплощении шекспировских текстов, к которым не приложил ничего нового. Тяжеловесный грим, смехотворный реквизит, остаточные декорации со снятых вестернов, а также последующая озвучка актёрами своих реплик – «Макбет» Уэллса создавался дёшево и сердито.
Безусловно, были в фильме и выигрышные моменты. Это вступительная сцена с ведьмами, подобно прологу «Гражданина Кейна», напоминающая скорее готический фильм ужасов, нежели эпизод с театральных подмостков. Это и атмосфера нуара вперемешку с запахом смрадного Средневековья. Это и мистический флёр, усиливающий воздействие неописуемого рока, – «Макбет» Уэллса словно разворачивался в инфернальном измерении, где не только судьба обрекала героя на погибель, но и пространство душило приближенных к королю Шотландии своими мрачными скалами и туманами.
Если на всё это убранство можно смотреть, то на Макбета в исполнении Уэллса – едва ли. Не резонирующий с фактурой и невпопад эмоциональный – мания к шекспировскому тексту вскружила режиссёру голову не хуже, чем власть самому Макбету, – постановщик даже и не хочет замечать, что корона на его голове искусственная.
Адаптация «Макбета» от Романа Полански не была похожа на типичную выспреннюю постановку: там нет ни пресловутого дыма, ни театральных мизансцен. Кроме того, пикантности фильму задавал окружающий контекст: «Макбет» оказался первой лентой Полански после смерти Шерон Тейт – жены режиссёра, зверски убитой бандой Чарльза Мэнсона. Да и финансировать ленту по шекспировской пьесе взялась не самая обычная студия – Playboy Productions во главе с Хью Хефнером.
На горьком опыте зная, что такое насилие и свирепость, Полански поставил «Макбета» в соответствии с актуальными реалиями 70-х, вернее, их системным кризисом. Как «дети цветов» незаметно превращались в убийц, так же и красивая чета Макбетов ступила на тропу зла и насилия – от властных амбиций до пролития собственной крови. Главное преимущество работы Полански – он удачно обнаружил точку входа, где соприкасаются Шекспир и кинематограф. Широкоэкранные пейзажи Шотландии, проезды ручной камеры по коридорам замка, а также отсутствие вербализации конфликта – пьеса растворяется в кинематографическом и галлюцинаторном мареве.
Кроме того, раз уж Полански удалось выстроить сеттинг большого рыцарского кино, не промахнулся он и с боевыми сценами. Из бытовавшей театральной условности поединки здесь превратились в неотъемлемый эстетический компонент – чего только стоит поножовщина Макбета с Макдуфом. «Макбет» Полански оказался самым полифоничным – он не только обособился от предзаданности замысла, композиции, готовых визуальных решений и схем, но и прочитал трагедию в русле общественных нарывов своего времени: смерть узурпатора в холодном исполнении Джона Финча – почти что суд над озверевшими хиппи, ставшими слугами зла: во вред и американскому обществу, и семейному счастью самого режиссёра.
Японское мировоззрение подчас удивительно точно чувствует драматизм чужой культуры – в данном случае западной, когда берётся за адаптацию классических произведений. Акира Куросава, который уже имел успех с экранизацией «Идиота» по Достоевскому, зашёл ещё дальше: его «Трон в крови» – самый экзотический «Макбет», где Тосиро Мифунэ в роли кровожадного генерала восходит к власти в Замке Паутины. Пышные убранства европейских дворцов сменились аскетичными одноэтажными интерьерами – в остальном мы чувствуем всё тот же оголенный нерв шекспировской трагедии: вассал убивает своего сюзерена после успешных подстрекательств жены.
Ослепленный туманными амбициями Васидзу – японский Макбет – нарушает святость феодально-вассальных отношений: ничего не может быть хуже для самурая с его строгим кодексом чести. Но главное здесь то, как Куросава смещает акценты: победу страстей над самурайским ритуалом приходится оплачивать жестоким образом – японского Макбета останавливает не Макдуф (у него здесь даже нет своей версии), а собственные поданные – воины, которые обстреливают хозяина, чуть ли не превращая мизансцену фильма в иконографию мучений Святого Себастьяна.
Глубока и непривычна здесь магическая символика (вместо трёх ведьм – загадочный дух) и в целом более пессимистичный взгляд Куросавы на человеческую природу (здешняя чета вполне осознанно ведёт себя навстречу бездне). «Трон в крови» – удивительно тонкое, поэтичное и красивое переложение трагедии, где колорит самурайской эпохи сочетается с мрачным пафосом английского барда.
Более десятка экранизаций шекспировской трагедии – «Макбет» многократно проходил через радикальное переосмысление на новый, что называется, лад. Но фильм Джастина Курзеля, возможно, сделал самый важный шаг в мире современного Шекспира – он вернул «Макбета» к классическому трагедийному канону, сохранив основные мотивы и эмфазы.
Конечно, его «Макбет» – плоть от плоти продукт комиксной визуальной культуры, в котором образная интенсивность говорит за себя: слоумоушен, цветовые фильтры, живописная сомнамбулическая фактура, которую можно ненароком принять за очередной фильм Зака Снайдера. Но этот «Макбет» не страдает от тяжеловесности и пошлых театральных задников – вслед за Куросавой и Полански Курзель действует по формуле «”Макбет” плюс технические возможности кинематографа» и расширяет пространство кровожадной трагедии, делая это как минимум ответственно.
Хладнокровный Майкл Фассбендер – и развращённый властью тиран, и слабовольный параноик – нашел удивительное равновесие с Марион Котийяр: из всех экранных леди Макбет, кажется, именно ей удалось создать то необычайное ощущение роковой обречённости. В логике видеоарта, которая довлеет над фильмом, не только говорят образами, но и играют глазами – будущие реки крови, топящие земли Шотландии, легко предсказать в одном лишь взгляде жестокой четы. Работа Курзеля – это, безусловно, искусство современное, но свято чтущее острую взрывоопасность оригинала.