Ностальгический детектив о вреде ностальгии — от авторки «Мира Дикого Запада» Лизы Джой.
Недалёкое будущее, искалеченное глобальным потеплением и кровопролитной войной. Ник Баннистер (Хью Джекман) во время Третьей мировой устраивал допросы с помощью специального устройства, которое позволяет воспроизвести сцены из памяти человека, а теперь он живёт в полузатопленном Майами и зарабатывает на этой же самой технологии: вместе с ассистенткой Уоттс (Тандиве Ньютон) даёт людям за деньги (а иногда и бесплатно, по-дружески) пережить счастливые воспоминания. Однажды к нему приходит эффектная Мэй (Ребекка Фергюсон) и просит помочь найти пропавшие ключи. Между ними завязывается роман, который, правда, вскоре резко обрывается: девушка таинственно исчезает. Ник месяцами копается в своих воспоминаниях, пытаясь отыскать намёки на то, куда она могла деться, — и чем дальше он расследует это дело, тем страшнее оказываются тайны, которые оно скрывает.
В киноведческой среде есть один давний спор, точного решения которого не могут найти вот уже несколько десятков лет. Нуар — это жанр? Или это стиль? Определяет ли его набор обязательных сюжетных тропов или всё же особенности визуального решения? Пока лучшие синефильские умы планеты бились над этим вопросом, сценаристка и одна из создательниц «Мира Дикого Запада» Лиза Джой представила свой весьма однозначный ответ. В её «Воспоминаниях» нет ни изломанных голландских углов, ни контрастной работы со светотенью, как у коллег из прошлого: на визуальную преемственность намекают лишь вечно мокрые улицы и ночь как единственно возможное время суток (забавно, что и у того, и у другого есть логичное объяснение — всюду лужи, потому что мир затопило из-за глобального потепления, по той же причине днём стало слишком жарко, чтобы находиться снаружи). Хотя фильм везде позиционируется как фантастический нуар, эдакая смесь концептуального сай-фая с круто сваренным детективом, не стоит ожидать от Джой нового «Мальтийского сокола» или «Двойной страховки». Для неё film noir — скорее набор узнаваемых символов и характеров, чем что-либо ещё.
Хмурый детектив, болезненно одержимый расследованием. Femme fatale в ярко-красном платье, явно что-то скрывающая от героя и зрителя. Бандиты и жулики, наркотики, убийства, призрак недавно прошедшей войны, оставившей шрам на всей планете. Фильм Джой — это даже не нуар, а скорее воспоминания о нуаре. Набор архетипических ситуаций и характеров, причём настолько консервативный, что местами граничит с пародией. Когда Хью Джекман в очередной раз начинает томный закадровый монолог с фразами в духе «прошлое — лишь бусинка на ожерелье времени», сложно не думать о том, что всё это странный постмодернистский прикол.
Причём удивительно, что во всех интервью Джой рассказывала очень личную историю создания фильма: мол, на идею её натолкнула находка в доме своего деда. Тот на чердаке хранил фотографию давней возлюбленной, с которой не виделся много лет, но всё равно назвал в честь неё семейный дом (живя всё это время с совершенно другим человеком). Лиза задумалась о том, как извилиста и таинственна человеческая память: именно отсюда родился концепт с устройством, возвращающим людей к светлым воспоминаниям. Но для фильма с настолько тесной связью автора и истории в «Воспоминаниях» удивительно мало личного — картина, наоборот, создаёт полное ощущение работы, кое-как скроенной из тысячи чужих идей. И того же классического нуара, и, более всего, «Странных дней» Кэтрин Бигелоу, которые Джой копирует порой чуть ли не побуквенно. Концепт устройства, перемещающего человека по его памяти, и вовсе используется скорее как формальный инструмент — чтобы путать зрителя флешбэками внутри флешбэков внутри флешбэков, создавать иллюзию, что прямолинейное расследование героя Джекмана сложнее, чем кажется на первый взгляд (вполне в духе и «Мира Дикого Запада», и работ деверя режиссёрки, Кристофера Нолана).
Куда интереснее воспринимать «Воспоминания» как бы с дистанции, в метаконтексте. Тогда история о мире, где люди массово упиваются ностальгией вместо того, чтобы жить дальше, превращается в изящную метафору современного Голливуда, уже давно предпочитающего перемалывать старые идеи и сотни раз переживать знакомые сюжеты. Машина Ника Баннистера, по сути, есть безотказно работающий стриминговый сервис, сам он — несчастный потребитель, скрывающийся от неприятных переживаний в собственной памяти. Мир, согласно Лизе Джой, уже не живёт, а просто воспроизводит мифы: об Орфее и Эвридике, о Всемирном потопе, о суровых нуарных детективах и роковых красотках в красном. И даже не так важно, выведена ли в «Воспоминаниях» эта мысль намеренно: если да, то можно похвалить режиссёрку за прозорливость, если нет, то сам фильм всё равно подтверждает тезис. Но, думается, всё же Джой не так проста: не зря она в финале предлагает элегантное, пускай и слегка мрачное решение проблемы — просто, говорит, надо собрать в себе силы и перестать рассказывать мифы, оборвать их на середине, не дожидаясь конца. Пусть Эвридика и Орфей немного побудут вместе: после стольких интерпретаций они это наконец заслужили.