Рецензия на фильм «977»

Что бы там ни говорили, действие явно относится к 70-м, что только приближает фильм к сегодняшнему дню, который и представляет собой разгар периода застоя (1976 год дубль два для тех, кто еще его помнит). Неопределенный типичный НИИ – запущенность, полумрак, фанерные шкафы с давнишними журналами, железные шкафы с рычагами и тумблерами, свинцовые двери, вечная свалка в торце, кругом заросший сад – разрабатывает проект "человеческого излучения". Тумблеры позволяют измерить некий поток, исходящий от каждого из нас, и он у всех оказывается разный. Проблема – никакие воздействия не дают изменить "личный номер". У одного всегда – 362 единицы потока, у другого – 412, у третьего – 666. Что это вообще, почему не меняется? Директор института Сергей Сергеевич (Павел Любимцев) берет на работу и ставит завлабом приезжего сибирского Ивана (Федор Лавров), опубликовавшего гипотезу, что предел "человеческого излучения" равен 977. И вот "Иван приехал, Иван уехал" – это и есть сюжет фильма.

Потому что не только ничего не изменится, но даже так и не выяснится, "а что это такое было". Потому что 977 единиц излучения – классический "макгаффин" (степень страсти, свобода личности, яркость индивидуальности, пустое место). Потому что определившийся с совковым НИИ периода застоя как с идеальным Ноевым ковчегом, как с микрокосмом, фильм снят "нелинейно". Не столько об известных событиях в кадре, сколько о механизме неизменной неизвестности. Подлинный сюжет – расположение в микрокосме "каждой твари по паре" таким образом, чтобы занятые места довлели самим тварям. В отсутствие "ветоши маскарада XXI века", компьютеров и мобильников, и евроремонта с гламуром этот сюжет всеобщей стагнации, существования без эмоций, без надежды, без памяти сложился всего лишь в чистом виде. Стилизованный быт старосоветских "фильмов про ученых" даже еще подчеркивает полноту безнадеги: в каких-нибудь 70-тнических "Днях хирурга Мишкина", "Кафедре", "Ольге Сергеевне" на фоне такого же убожества пропагандировались любовные романы, научные открытия, светлое будущее. Хотя, впрочем, уже тогда диковато смотрелся "исторический оптимизм" времен "Девяти дней одного года" (1961) (прямо процитированных "977").

Расположение "тварных" частиц Хомерики при этом совершенно не акцентирует. В фильме прекрасно узнаваемы дурак, трус, сволочь, сплетник, шестерка, старая дева, свободная женщина, но все они – максимально конкретные директор, замы, мэнээсы, испытуемые. По точности реплик, реакций и облика это именно архетипы, но в микрокосме НИИ (ООО, МММ, РАО ЕЭС, ФАКК, СУП) они рассеяны без шума, пафоса, без промывания мозгов – все время чем-то заняты и довольны собой. Подобный драматургический расфокус добавляет застою характерное свойство текучести, и здесь отдельного "спасибо" достойны Алиса Хазанова, Екатерина Голубева, Сергей Цепов и особенно Любимцев. Мало того, в паноптикум "частиц" затесался настоящий человек, герой – тот, кто талантлив, интеллигентен и способен что-то изменить. И суть не в том, что у него не получилось – в лабораторных условиях смена "личного номера" исключена, и если уж с ним экспериментировать, то только в самой жизни, в необратимом беге времени (где "парно-героическая" Рита Клавдии Коршуновой вовсе не будет исчезающей аномалией, а спокойно поедет в троллейбусе). Суть в том, что "герой" тоже рассеян в микрокосме, занимает свое собственное место, и это тоже неизменно. Композитор Лавров в этом плане – находка.

Короче говоря, лабораторные "застойные годы" как архетип сегодняшней человеческой вялости, слабости, бесчувствия вышли у Хомерики не менее точно, чем когда-то такой же архетип "декаданса" – в сокуровском "Скорбном бесчувствии" (1983-1987). К сожалению, точность – скорее, подражательная, нежели аналитическая. Судя по ходу просмотра, сам Хомерики еще одной ногой в "лаборатории", не отстранился от сюжета, не знает, что делать в жизни, и нога вязнет, вязнет… Сама съемка у него – вялая, слабая, с кучей затянутых планов (когда Коршунова до упора слушает музыку) и ответвлений "на всякий случай" (когда Голубева лезет к свету), с непреодоленным собственным страхом "недосказать" или, наоборот, "недорассеять". Страх бы надо преодолеть, уже надо на что-то решиться, чтобы браться за столь абстрактную проблематику. Иначе, при всех реверансах и последействиях, скучно смотреть фильм синхронно.

Скучно безумно все полтора часа. Не эту ли нерешительность почуяли в далеком Канне?