Нешаблонное инди с Обри Плазой, Кристофером Эбботтом и Сарой Гадон, где любовный треугольник захлебывается в муках творчества
Лоуренс Майкл Ливайн – независимый режиссер, актер, сценарист, продюсер, проще говоря, кинематографический мастер на все руки в относительно глубоком запасе инди-сегмента: «Черный медведь» – первая картина из четырех, им снятых, попавшая на фестиваль «Сандэнс». Но это не случайность, а скорее закономерность: «Медведь» отличается от предыдущих фильмов автора не только наличием хоть какого-то внятного бюджета (хотя разница скорее косметическая – все равно до студийного размаха ему далеко, и это к лучшему), но и актерским составом: инди-звезды Обри Плаза («Вечер с Беверли Лафф Линн»), Кристофер Эбботт («Оно приходит ночью») и Сара Гадон («Настоящий детектив») оказываются буквально заперты в любовном треугольнике.
Эллисон (Обри Плаза), актриса в прошлом и режиссёрка с застоем в творческих импульсах в настоящем, едет к друзьям друзей в дом у озера: деревянный сруб, живописный лес и спуск к воде – идеальные условия для написания сценария и поднятия уровня энтузиазма в крови. Но сразу не клеится: то ли звезды не сошлись, то ли обстановка слишком накалилась еще до приезда нового человека. Хозяева чудного уголка в глуши Гэйб (Кристофер Эббот) и Блэр (Сара Гадон) ждут ребенка и сами перебрались сюда недавно: в Бруклине жить дороговато для музыканта и танцовщицы (надежда на успех их карьеры теплится все слабее), а из домика в горах Адирондак можно устроить хороший ретрит для артистов в кризисе вроде Эллисон.
Типичный мамблкор превращается в театральную пьесу с чеховским скупым отчаянием, «Черного медведя» без труда можно играть на сцене: прямо пропорционально тому как нарастает сексуальное напряжение между Гэйбом и Эллисон, растет и яростная ревность Блэр. Бокал за бокалом застольная беседа превращается в дискуссию о расстановке гендерных ролей: попав в слишком герметичный мир пассивной агрессии Блэр и Гэйба (раздражение между неженатой парой достигает пика), Эллисон рикошетит их выпады друг на друга то ли нарочито провокационными репликами, то ли, наоборот, импульсивно- дурацкими, чтобы как-то сбавить градус напряжения. Кино стремительно движется к опрокидывающему чашу терпению финалу, но не торопится определиться с жанровой принадлежностью: перечисление триллера, слоубернера, драмы и того же мамблкора все равно замкнет круг на театральности действа, не только в монологах и паузах, но и в актерской игре на разрыв аорты. Периодически возникает глупое, конечно, желание (особенно когда речь идет о просмотре на экране ноутбука) ни с того ни с сего начать аплодировать после колкой реплики или очередного удачного отыгрыша.
Так или иначе не только актерские па, но и стержень сюжета в целом фиксируется на героине Обри Плазы – вокруг нее вертятся орбиты хозяев дома, она ведет зрителя по истории. Из-за дефицита вдохновения Эллисон использует новых знакомых как источник маленьких трагедий, а дом – как полигон для сценарных исследований психологии, бесчувственно и одновременно беззлобно, вроде того, как это было в «Чайке» у того же Чехова: «Сюжет мелькнул… Сюжет для небольшого рассказа». Эта грань между этически дозволенным и авторским эго и раскручивает сюжетную спираль Лоуренса Майкла Ливайна. На этом попросим читателей, которые фильм не видели, с текстом попрощаться и вернуться после просмотра: главный режиссерский и сценарный трюк имеет смысл держать в секрете.
В самый накаленный момент занавес титров опустится, чтобы объявить о начале второго акта спектакля, но только после перемены ролей за кулисами. Повторение сцены, где Эллисон в одиночестве сидит на пирсе, обернется в этот раз съемками фильма, сценарий которого был написан по реальным событиям первой главы. Или нет. Вопросы впредь будут только множиться, а пространство для поиска ответов – расти. Теперь уже Эллисон актриса и ревнивая жена режиссера Гэйба, который, в свою очередь, крутит шашни с Блэр. Правда, фиктивно – это способ вытрясти из супруги весь актерский талант на площадке (на кону не только служение искусству, но и все деньги семьи, вложенные в кустарное производство). Так и не скажешь, что хуже, измена или эмоциональное насилие над близким человеком. Сам съемочный процесс в кадре и лоу-костер-производство не сильно отличается от того, что происходило в действительности с «Черным медведем»: Ливайн, Плаза и Эбботт в интервью наперебой рассказывают, как непросто далась им работа над фильмом. Смены переносили и меняли местами, денег не хватало, еще и кормили невкусно. Искусство подражает жизни, жизнь подражает искусству: Ливайн просил прощения у Обри за эмоциональный ад, через который ей пришлось пройти в финальной сцене второго акта, то же происходило между Гэйбом и Эллисон на экране.
Впрочем, эти параллели и связи не дают ответов о природе взаимодействия между частями диптиха и не объясняют, как любовный треугольник стал Бермудским. Любая интерпретация будет справедлива, а что из этого экранная правда, что семейная терапия, а что вымысел Эллисон, склонившейся за столом, и при чем здесь медведь, совершенно не важно по большому счету. Если на сюжетном уровне путаются фантазии и допущения, то в отношениях трех людей и динамике их развития нет ни капли кинематографической неискренности.
Титры сообщают, что фильм посвящен Софи: едва ли могут возникнуть сомнения, что речь идет о Софи Такал – жене Лоуренса Майкла Ливайна и творческой союзнице: они вместе снимали и снимались друг у друга, писали сценарии, да и в «Медведе» она числится продюсером – крепкая семья инди-кинематографистов. Вопрос третьего в отношениях двоих для них мотив, проходящий рефреном еще с режиссёрского дебюта Софи «Зеленое» (2011), где она и Лоуренс сыграли роли, созвучные Гейбу и Блэр в первом акте. Молодая пара из Нью-Йорка переезжает в глушь, чтобы наслаждаться дарами природы, и целостность их семьи разрушает улыбчивая соседка. Возможно, это повторение напева говорит о том, что одна и та же история не будет звучать одинаково даже устами одного рассказчика, как и любой спектакль, который меняется каждый раз, когда поднимается занавес.