В белом венчике из роз — впереди — Исус Христос: рецензия на фильм «Платформа»

Горенг просыпается в комнате с бетонными стенами. Сверху и снизу, прямо по центру — прямоугольные дыры, ведущие на разные уровни тюрьмы. Каждый день к героям, находящимся на 48-м ярусе, спускается платформа с едой. Точнее, с объедками, оставленными после трапезы на предыдущих 47 этажах. Спустя несколько минут эта платформа опускается, чтобы у тех, кто находится ниже, была возможность полакомиться изглоданными костями и крошками. Так большой левитирующий шведский стол, опустевший ещё на четверти пути, добирается до последнего уровня. Горенгу с его соседом Тримагаси на этом месте предстоит находиться месяц. Потом их отправят на другой, возможно, совершенно непригодный для жизни ярус. А пока можно расслабиться и читать «Дон Кихота» — единственную вещь, которую Горенг, и сам довольно похожий на хитроумного идальго, решил взять с собой в камеру.

Дебютный фильм Гальдеры Гастелы-Уррутии «Платформа», впрочем, с самим «Дон Кихотом» роднит не так много. Образ Горенга — наивного идеалиста, решившего не жить по жестоким правилам Дыры (так называется тюрьма), — своего рода местный рыцарь печального образа, но не более. Все его комичные черты ограничиваются лишь тем, что он добровольно пошёл на полугодовое заключение, чтобы получить желанный подарочный сертификат (а ещё, видимо, чтобы бросить курить). «Платформа» скорее имеет больше общего с другим произведением Сервантеса — народной пафосной трагедией «Нумансия», повествующей о попытке римлян захватить испанское поселение. В финале, когда становится ясно, что поражения не избежать, местные жители, героически выстоявшие несколько лет осады, совершают массовое самоубийство, но слава обещает провозглашать их подвиг. Так «Платформа», разворачивающаяся в рамках всего нескольких декораций, сама играет скорее на территории драмы, нежели эпоса, и задействует пафосные сентенции о свободе и шок-контент с эффектными убийствами.

Хотя противостояние здесь другого толка. Классическая борьба человека и системы, свободолюбивой, гуманной личности и принуждающей среды. Каждый новый уровень диктует свои правила. Живя на первых пятидесяти ярусах, можно позволить наедаться вдоволь и не беспокоиться о завтрашнем дне. Но стоит оказаться на этажах ниже, как начинаются проблемы. Голод превращает человека в расчётливого зверя, готового хладнокровно съедать напарника по кусочкам. Впрочем, и привилегированное положение не всегда так безгрешно: попав на первые ярусы, многие люди становятся циничными эгоистичными свиньями, безразличными к обделённым. В общем-то, содержание «Платформы» до жути простое: тюрьма — как модель современного общества, расположение ярусов — как чёткая иерархия, где есть бедные и богатые. За тем лишь исключением, что через месяц первые могут легко поменяться местами со вторыми.

В «Платформе» осуждают консьюмеризм и общество потребления (Тримагаси попал в тюрьму, потому что сошёл с ума из-за рекламы ножей и случайно убил человека), капитализм и истеблишмент при нём (на главном ярусе какой-то мужичок в щёгольском костюме отчитывает поваров за волос в еде), но при этом не выступает с чётким политическим месседжем. В момент, когда Горенг решает устроить революцию и спуститься до нижнего уровня, сохранив платформу или по крайней мере какое-то блюдо с неё в неприкосновенности, он видит разложение обитателей нижних ярусов. Спасти такую систему нереально, да и коммунистов, как скажет Тримагаси, на верхних этажах не любят. Единственное решение — метафоричный акт неповиновения, акция, если угодно. Например, доставить на нулевой этаж, куда платформа летит после каждого обхода, нетронутую тарелку с панакотой.

Революционный пафос становится выше критики системы. Программы нет — есть голые кулаки, горячие сердца и обострённое чувство справедливости. Восстание будет жить, пока его участники смогут хладнокровно убивать каждого притронувшегося к священному столу. В то же время и здесь Гальдера Гастела- Уррутия делает пару оговорок. Во-первых, как утверждает один из мудрецов на нижних этажах, не стоит забывать о силе слова. И только если голодные нелюди отказываются принимать правила революции по-хорошему, можно расквасить им мозги стальными прутьями. Во-вторых — и тут уже можно перенестись из жертвенной испанской провинции в холодный безрадостный Санкт-Петербург, — «гармония мира не стоит слезинки замученного ребёнка». В этом случае — ребёнка, найденного на одном из последних уровней Дыры, который может помешать героям отправить вызывающее послание истеблишменту.

Так, начавшись как одна большая аллюзия на общество, «Платформа» уходит чуть ли не в сторону революционной поэзии (помимо центрального образа Дыры весь фильм испещрён метафорами, рефренами и осознанными повторами), а потом — в библейскую символику. Для герметичного триллера в духе злосчастного «Куба», с которым кино наверняка будут сравнивать не один раз, да и даже «мамы!» Аронофски — решение не самое оригинальное и в какой-то степени себя изжившее. Но есть в «Платформе» то ценное ощущение пространства, страх перед замкнутыми помещениями, стенами как физическими, так и ментальными, разграничивающими всё бытие. Переживём, что снова во всём виновата абстрактная корпорация, переживём антикапиталистические настроения в жанре — лишь бы безвоздушный вакуум куба снова вызывал в нас детские страхи перед неизвестным. «Платформа» вроде вызывает.