Вышел "Я" Игоря Волошина -- еще один главный русский фильм сезона, настоящий русский гимн богу, вышедшему надолго покурить.
В одном из рассказов Джека Вэнса добропорядочный отец семейства случайно наступает на инопланетного жука, забрызгивает все вокруг золотушной слизью и превращает жизнь окружающих в веселый ад. Примерно также поступает режиссер Игорь Волошин. Советские восьмидесятые – это такой герметичный пузырь с токсичными отходами, где ферментируются в закрытом цикле вещи, от которых человечество наивно полагает что избавилось. Вареные штаны. Девушки с начесом. Нашивки "Slayer". Чернобыль. Русский шансон. Дешевые, грязные наркотики. Уродская и чудовищно навязчивая музыка типа Videokids, которой суждено быть вечной. Воспитанные режиссеры обращаются с этим хозяйством очень деликатно: делают пузырю маленькую пункцию, рискуя отравить весь фильм – с экологией в те времена действительно было очень плохо. Волошин взрезает пузырь кухонным мачете и вываливает дымящееся содержимое на зрителя. Адски, адски весело и больно. Бежать после сеанса сдавать испорченную кровь на наличие гепатита – лишь портить впечатление от хорошо проведенного вечера на этом фильме. А таких вечеров на крошечную человеческую жизнь приходится не так уж много.
Собственно, сюжет фильма не настолько важен, как производимый им катартический эффект. Молодой торчок с "идеями", отвечающий собственно за "я" (Артур Смольянинов), почитав для храбрости "Пролетая над гнездом кукушки", отправляется косить от армии в севастопольский дурдом. Быт в нашей дурке, по сравнению с которым романчик Кизи действительно кажется выжженной пустыней, анекдотичные флэшбэки из жизни севастопольской неформальной молодежи, магаданских ментов (Михаил Евланов), да проходящая красной нитью героическая эпопея их ангела хранителя/истребителя Румына (монструозная роль Алексея Горбунова) – подпольного освободителя душ, наркобарона и пророка, и составляют следующие полтора часа картины. Феерический, надо сказать, вышел паноптикум: почти каждого из персонажей, даже второстепенных, можно высекать в камне. Чем режиссер в финале и займется, добавляя к херсонесскому портику, доставшемуся нам от древних греков, скульптурную группу из поедающих шашлычок наркош: такой вот памятник героям-пацанам (мало кто доскреб до 90-х), эпохе, да и выжившему рассказчику тоже. Пропеваемый за кадром слезливый "Вязаный жакет" Михаила Шуфутинского с его сиротскими припевами про хроническую безотцовщину неожиданно прозвучал как настоящий русский гимн богу, вышедшему надолго покурить.
В этом сезоне "Я" Игоря Волошина тоже прозучало очень неожиданно. Эпитеты "впервые" здесь вполне уместны. Так, впервые в нашем кино пристроили с толком не только 80-е, чья золотушная сущность точно схвачена оператором Дмитрием Яшонковым, но и родной шансон – таинственное, глубокое явление, вводящее в безнадежный ступор всякого воспитанного русского. Далее: изумительный финал, на грани откровения – тоже впервые, потому что невозможно вспомнить чем заканчиваются отечественные фильмы последние лет двадцать точно. Теперь вот можно – классическим скульптурным шашлыком. По здравом рассуждении – это и первый значимый наш фильм про наркотики после "Иглы" ("Морфий" все-таки немножко из другой оперы). В свое время некоторые проливали слезы, что вот, мол, невозможно экранизировать баянширяновский "Низший пилотаж" – режиссеров нету. Похоже, экранизировали. Заочно.
Наконец, впервые заработало на полную катушку – пусть и с короткими замыканиями – авторское местоимение первого лица единственного числа: до этого от наших новых мастеров экрана все больше слышалось про "мы", "они", "оно". И "Я" в этом смысле – первый в текущем десятителетии по-настоящему эмансипированный русский фильм, заглядывающий скорее в десятилетие следующее. Существенный, признаться, рост после симпатичной, но беспомощной «Нирваны» (2008) (первой волошинской попытки сделать русский "Трэйнспоттинг") и телеагитки "Олимпиус инферно": если на заработанные на TV средства господин Волошин будет каждый раз высказываться в подобном роде – мы не против.