Рецензия на фильм «Божественное вмешательство»

Можно сколь угодно люто ненавидеть антисемитов и любить настоящих авторов.

Их заслуга как раз – любую, грубо говоря, хрень, любую путаницу и склоку, любую мутную воду, в которой ловят рыбку политики и бандюки, рассмотреть просто и понятно. Потому что приоритет – человеческая индивидуальность, которая, если есть, то в любой мутной воде та же самая. С этой точки зрения название фильма "Божественное вмешательство" – насмешка Сулеймана над собой, довольно злая. Конца не видно арабо-израильским инцидентам, хотя, кто видел их начало, все уже умерли. Очередной инцидент провоцирует очередной нехороший человек, и он может быть велосипедистом с тем же успехом, что и евреем. Очередную точку в терроре и антитеррористических операциях, когда все это вдруг оказывается полным бредом, диагнозом для разных "государств", которым всем скопом пора вешать номерок на ногу, ставит лишь очередная человеческая смерть.

Отец Сулеймана был убит израильтянами, но он не озлобился, что уже делает из него автора, а не Ульянова-Ленина. В фильме с отцом героя совсем другая история, тоже немножко насмешливая. Сам фильм очень хитро сделан. Главный герой появляется не сначала и как бы обрамлен двумя парами отношений. Сначала вообще идет про дядьку-сварщика, который жил-жил, ел-пил, бытовал, а потом загремел с инфарктом и только тут оказался реальным папой несчастного Сулеймана. В конце больше места занимает сплошная фантастика про глазастую террористку, возлюбленную несчастного, и этот апофеоз "палестинской женщины" (рядового бойца, красы непорочной, кары небесной) настолько же душераздирающ, насколько нереален. Четкая остроугольная для Сулеймана форма обоих отношений (нельзя бросить папу в Иерусалиме, невозможно расстаться с возлюбленной из Рамаллы) при их немеряном диапазоне позволяет чего только не насовать в картинки сегодняшней жизни города Назарета. Подзаголовок фильма, "Хроника любви и боли", оказывается синонимом небезызвестного "трагического веселья".

"Идут пионеры: "Слава Кибальчишу", плывут пароходы: "Слава Кибальчишу". Вот и тут: проходит палестинка – рушится израильская погранвышка, проезжает палестинец – взрывается израильский тяжелый танк. Сцены с воздушным шариком с улыбающейся рожей Арафата и с учебными стрельбами израильского спецназа типа "Матрица: Перезагрузка" сразу и автоматически попадают в историю мирового кино. "Как нашим побеждать". Но и бытовые мелочи – как папа ехал и здоровался, как к папе на работу зашел придурок с цифрой "шесть", как мужики в больнице курят – смешные как бы для всех. "Как нашим с ума сходить". Эротики такой тоже давно не было видно: сидят двое в машине, молчат, держатся за руки, и вот просто две руки, когда долго-долго держатся, то никакого секса в кадре уже не надо. "Как наши любить умеют".

Сулейман насовал в кино все, что знает из всех стилей и жанров. Но, видимо, если простая история разлуки со всем, что любишь – с умирающим папой и воюющей невестой – происходит в горячей точке, да еще так давно и на весь мир горячей, это смешение стилей и жанров получается знанием жизни. К тому же внутри Сулеймана – все равно восточная медлительность и легкая отстраненность, ее из восточных людей никаким террором не вышибешь, поэтому в результате получается новый стиль знания жизни. Палестинский. И единственный недостаток "Божественного вмешательства" – наша малая информированность об их тамошних привычках и ритуалах. Какие-то мелкие эпизодики непонятны, реакции нет.

Непонятна вся ситуация с молчанием и записками. Герой – он что, глухонемой? Непонятно, что в самом конце варится в скороварке.

Текст: Екатерина Тарханова