«Я был рок-троллем»: интервью с композитором Людвигом Йоранссоном

Одна из главных тем новых «Троллей» — такое ребяческое противостояние между фанатами разных музыкальных жанров, то, что, наверное, переживал и наблюдал почти каждый в детстве или в подростковом возрасте. Вот вы, Людвиг, как музыкант, были когда-нибудь из тех, кто кричит «рок — круто!» или, скажем, «хип-хоп лучше всех»?

Конечно. Когда вы ребёнок и открываете для себя какую-то новую музыку, вы её так любите, что не можете перестать слушать. И вы хотите, чтобы все остальные тоже слушали то, что вы слушаете.

Когда вы музыкант и, как я, играете с детства в разных группах и так далее, вы начинаете ещё более протекционистски относиться к своей любимой музыке. Так что я легко могу увидеть себя в персонаже Рокс (главная антагонистка «Тролли. Мировой тур», которая стремится объединить всех троллей под диктатурой хард-рока, — прим. ред.) и в том, как она видит музыку.

Но сейчас, понятно, я повзрослел и совсем иначе смотрю на музыку, уважаю и люблю все жанры. Но в детстве — да, в детстве я был Рокс.

То есть вы были на стороне «рок — круто»?

Конечно. Я был рок-троллем (смеётся).

Как вы вообще попали в этот проект? Вы ведь не участвовали в создании первых «Троллей».

Где-то два с половиной года назад ко мне подошёл Джастин Тимберлейк и рассказал об этом проекте. Меня сразу заинтересовала его тема и возможность работать над фильмом о музыке, со всеми этими разными жанрами.

Тогда же мы начали работать над саундтреком, за два с половиной года до выхода фильма. Нам нужно было быть очень щепетильными — мы могли выбирать почти что из любых песен, выпущенных когда-либо, но они должны при этом работать на персонажей и историю.

И также нужно было написать оригинальные песни для персонажей. Вместе мы сделали где-то 8 песен. Причём в последней композиции в фильме нам надо было объединить сразу много жанров внутри одной песни — это было очень сложно, но интересно.

Вы один из немногих людей в индустрии, кто с одинаковым успехом работает как композитор для фильмов и как автор аранжировок для других музыкантов, в частности, для Childish Gambino. Насколько сильно эти две сферы, по вашему личному опыту, отличаются?

Очень отличаются. Когда вы работаете над фильмом, музыка всегда должна помогать его истории. Когда вы работаете с артистом, вы должны помогать этому артисту и тому, что хочет сказать он своей песней.

Это два совершенно разных медиума, но я очень люблю объединять их в своей работе. Что мне как раз удалось сделать в случае с «Троллями».

Пару лет назад вы получили «Оскар» за «Чёрную пантеру» и тогда же «Грэмми» за работу с Childish Gambino. Как многое эти награды изменили для вас как для музыканта?

Для меня лично они ничего не изменили. Но, думаю, изменили то, как продюсеры воспринимают мою работу. Из-за «Оскара» они могут быть более открытыми к моим экспериментам, каким-то идеям, которые раньше бы никто не позволил воплотить в жизнь.

К слову, об экспериментах. Вы ведь мультиинструменталист — какой самый необычный инструмент, который вы использовали для записи музыки?

Думаю, это был «говорящий барабан», я использовал его для «Чёрной пантеры». Он там главный инструмент, и, я думаю, до этого «говорящие барабаны» вообще не использовали в кино.

Ваш следующий большой проект — «Довод» Кристофера Нолана, режиссёра, известного в том числе своей привязанностью к одному конкретному композитору, Хансу Циммеру. В прошлом году вы работали над «Мандалорцем», частью огромной франшизы «Звёздных войн», которая тоже ассоциируется с одним композитором — Джоном Уильямсом. Чувствовали ли вы давление, вступая на эти территории?

Конечно. Ханс Циммер и Джон Уильямс — одни из самых интересных и выдающихся композиторов, которые когда-либо работали в индустрии. Давление было огромное, но у меня, как мне кажется, получилось направить его в творчество.

Я ведь не пытался повторить работы Уильямса и Циммера. Я хотел сделать что-то новое, что-то своё, и возможность занять место этих композиторов лишь вдохновляла меня.

«Тролли. Мировой тур» в кино с 19 марта.