Спросите любого кинематографиста о том, какой сюжет сильнее в художественном плане, и получите ответ: «любовь во время войны». И в этом уравнении «война» — собирательное понятие любой катастрофы, беды, наводнения, вторжения пришельцев или куда менее мифических вооруженных действий. Для тех, кто перестал верить, что любовь сильнее, собрали 7 фильмов о том, как чувство побеждает смерть.
«Летят журавли» — полотно исключительных кинематографических талантов, но, что бывает еще реже, эта та картина, которую больнее не смотреть, а пересматривать. Кадры, поставленные великим оператором Урусевским, заставляют дыхание останавливаться, а сердце замирать вне любых обстоятельств, но сцены наполняются иным душераздирающим звучанием, если знать, какая встреча случится на вокзале в финале.
Борис и Белка (Алексей Баталов и Татьяна Самойлова), как и все молодые и влюбленные, — вечно живые: именно так называлась пьеса Виктора Розова, написанная после полученного на фронте ранения. Ее, конечно, запретили — неэтично, чтоб солдатская невеста жила не по чести. Но время расставило приоритеты, и Михаил Калатозов превратил текст в монументальное полотно, которое, несмотря на вечную тягу ввысь, к материям, далеким от кухонных разговоров, не забыло, каково это — стоять ногами на грязной земле. Не только приз на фестивале в городе Канн и прочие титулы картины, но и образ художественного мышления Калатозова и Урусевского изменили ландшафт военного кино в Союзе. Анатомию совершенства оставим на рассмотрение киноведам, сегодня в фокусе другое: Борис и Вероника доказывают, что героизм — не врожденное свойство характера, а принятые решения.
«Касабланку», как и «Летят журавли», можно назвать черно-белой поэмой о выборе, который невозможно миновать. Рик (Хамфри Боггарт) давно похоронил идеалистические взгляды на устройство мира и припеваючи жил оппортунистом в Марокко: в его заведении наливали и солдатам Третьего рейха, и бойцам Сопротивления. Иллюзорное благополучие длилось до тех пор, пока в рутину не вмешалась любовь. С одной стороны, «Касабланка» — картина излишнее мелодраматическая и прямолинейная, но с другой — любой скепсис разбивается о печальный блеск глаз Ингрид Бергман. Фильм Майкла Кертиса, который рождался прямо на съемках, рассказывает о подвиге любви в прочтении чувства по словарю Золотого Голливуда.
«Сыграй это еще раз, Сэм»: как только вам покажется, что «Касабланка» всего лишь ностальгическая открытка с устаревшими вензелями, это первый признак, что фильм пора пересматривать.
Несмотря на то что большая часть хронометража ленты Джо Райта происходит накануне Второй мировой и лишь украдкой заглядывает на песчаный берег Дюнкерка, чаще оставаясь в тылу, «Искупление» в выразительной манере объясняет, что война случается раз и навсегда. Фильм строится на контрасте цветочных узоров шифоновой юбки Сесилии (Кира Найтли) и кровавых подтеков на рубахе Робби (Джеймса МакЭвой), чертя по экрану линию до и после. В эпилоге история нереализованного чувства превращается в элегию юности: вчера была жара и молодость, сегодня их больше нет. Экранизация романа Иэна Макьюэна в моменте казалась зрелищем излишне сентиментальным, но постепенно акценты сменились, позволив выйти на первый план синдрому выжившего и тягучему чувству вины, которое не проходит.
В отличие от трех предыдущих картин в нашей подборке, «Как я теперь люблю» вроде бы оторвана от фактов: режиссер Кевин МакДональд пытается помыслить третью мировую войну с применением биологического оружия. Но в то же время фильм обращается к куда более конкретным и неприглядным бытовым сопутствующим любых конфликтов. Мародерство, сексуальное насилие, тела гражданских с пакетами на голове — через ад на земле предстоит пройти Дейзи (Сирша Ронан). Американка с проблемами в социальной адаптации приехала в Великобританию, чтобы погостить у родственников. В глухой деревне сначала ее настигла первая любовь (Джордж МакКей), а затем — срочная эвакуация и вынужденное выживание. «Как я теперь люблю», как и «Искупление», делится на два акта, которые в очередной раз доказывают, что война — то, к чему люди никогда не могут быть готовы, а любовь — главное топливо для жизни.
Поэт неповторимой красоты мгновений жизни Терренс Малик в этот раз окончательно воспарил ввысь: на вершинах его гор можно услышать Бога, а любовь стелется росой по зеленой траве. «Тайная жизнь» — житие мученика Франца Егерштеттера (Аугуст Диль): австриец отказался принять идеологию фашизма, за что был казнен гитлеровской властью. Но фильм Малика не о смерти, а, напротив, о жизни: ежедневных хрупких чудесах прикосновений любимого человека, благой усталости от работы в поле и силе веры в собственные убеждения.
«Тайная жизнь» после премьеры на Каннском фестивале 2019 года пропала из виду наград и зрителей, практически не открыв дверей в кинотеатры: кинематографическая судьба, как минимум несправедливая для ленты. Терренс Малик стал автором живописного полотна, которое пусть из соткано из теологических и философских материй, но видит истину в простом.
Еще один счастливый союз режиссера Жан-Пьера Жене и актрисы Одри Тоту: героиня ищет любимого, суженный исчез на полях Первой мировой после трибунала. «Долгая помолвка» — причудливый детектив: хромоножка Матильда не верит, что ее Манек (Гаспар Ульель) погиб, и собирает по крупицам свидетельства с фронта. Перед ней проходит парад контуженых солдат, партизан и дезертиров, вдов и матерей, вечных невест и нечистых на руку чиновников — для ветеранов всех фронтов война не прошла бесследно. Но даже в такой балладе оптику Жан-Пьера Жене невозможно не узнать, как и его любовь к фактурным лицам: «Долгая помолвка» — нежная сказка о первой любви, которая бывает однажды и навсегда.
«Французская сюита» идеологически выбивается из ряда фильмов, где преградой к счастью влюбленных становится война. Режиссер Сол Дибб поднимает морально-этический дискурс: равняются ли чувства к оккупантам предательством?
Люсиль (Мишель Уильямс) вместе со свекровью вынуждены поселить у себя лейтенанта Третьего рейха (Маттиас Шонартс). Слепая ненависть и вынужденное повиновение одного дома и всей Франции постепенно сменяются попытками ужиться, а после и вовсе отчаянными объятиями двух одиночеств. «Французская сюита» больше доверяет музыке и литературному источнику Ирины Немировской — книги, опубликованной посмертно. Верить на слово довольно сложно, но хочется надеяться на правдоподобность характеров, где под каждым мундиром прячется второе дно.