В 2014 году над кинотеатрами нависла тень неумолимого преследования: безумно медленный убийца с похотливым настроением шел по пятам за подростками, которые невнимательно подошли к выбору половых партнеров. Одно свидание и секс по взаимному согласию могли обернуться проклятием, передающимся половым путем: безмолвный демон, меняющий обличья на людей знакомых и не очень, степенно шагал за своей жертвой, пока она не передавала вирус следующему партнеру.
С тех пор прошло 10 лет, Майка Монро стала королевой крика, режиссер Дэвид Роберт Митчелл выпустил всего один причудливый нуар о тайнах Лос-Анджелеса «Под Сильвер-Лейк», а фильм «Оно приходит за тобой» превратился в образцовый слоубернер, который определил облик хорроров на годы вперед.
Если попытаться вооружиться логикой разборщиков с ютуба (замедлен, но не запрещен!), то культовая лента точно не пройдет въедливую проверку. Сюжетные лакуны, абстрактные обстоятельства, отсутствие внятных причинно-следственных связей и возмутительно открытый финал — авторы учебников по сценарному ремеслу должны быть в ужасе. Стоит подойти с холодным носом и спокойным сердцем к ленте, как выяснится, что с лучшим хоррором ушедшего десятилетия не так абсолютно все. Но именно несовпадения и дисгармония делают «Оно приходит за тобой» настолько пугающим, понятным в своих непонятностях и пробирающим до костей. Не баг, а фича!
В честь перевыпуска ленты в российский прокат рассказываем, как Дэвид Роберт Митчелл поломал жанр.
Это было прошлым летом в середине ноября
Во время первого просмотра «Оно приходит за тобой» можно и не обратить внимания на ломаную логику действительности, движение календаря и географическую размытость ориентиров. Джей (Майка Монро) плещется в бассейне на заднем дворе и собирается на свидание в кино с новым ухажером Хью (Джейк Вири), который уже зарекомендовал себя как бескомпромиссно хороший парень (даже сестра одобрила!). Вокруг опадают желтеющие листья, но девушка не ежится от холода, а выйдя из воды, надевает платье, сапоги и осеннюю куртку. Эксперименты с внешним видом можно списать на ограниченный бюджет на костюмерный цех работников и смелость модниц десятых годов: кого сейчас удивишь легким платьем и громоздкими сапогами? Или даже короткими шортами и накинутым поверх полупальто с запахом? Но внушительно теплая одежда окружающих вместе со стремлением Джей искупаться в любых водоемах на подсознательном уровне транслируют зрителям ощущение, что что-то не так. Наши базовые убеждения в пространстве картины не срабатывают, а потому с самого начала кажется, что мы не контролируем жанр и не можем предсказать, что будет дальше.
Еще страшнее становится из-за симбиоза эпох: в открывающей сцене мы видим явную примету времени — мобильный телефон в руках преследуемой барышни (Бэйли Спрай), другое средство связи — раскладушка-ракушка близкой подруги Джей Яры (Оливия Луккарди) — годится только для того, чтобы читать романы Федора Достоевского, а не писать эсэмэски. Кавалер Джей водит машину 70-х годов, на которой нет ни одной царапины, только блек свежего покрытия. Гость из прошлого или молодой человек обладает состоянием и коллекционирует ретро-автомобили? На ТВ подростки смотрят трешовую фантастику из середины прошлого века, а общий снимок семьи Эйт, кажется, и вовсе был сделан в начале 60-х.
При желании аляповатые комбинации артефактов вместе с географической абстрактностью можно посчитать неразборчивостью режиссера-дебютанта, который тащил в кадр все, что плохо лежало вокруг съемочной площадки. Но в сумме климатическая неразбериха и временные скачки сочиняют облик альтернативного Детройта, словно окутанного сновидческой дымкой. Впрочем, «Варвар» доказал, что никому в этом городе доверять нельзя.
Слэшер, в котором нет сцен убийств*
(*есть одна)
Жанровая принадлежность ленты мгновенно взволновала и кинематографистов, и зрителей. В обход несостоятельного и сугубо вредного термина «постхоррор» в медиапространстве закрепилось определение «слоубернер» — неспешно тлеющий/медленно горящий, — уходящее корнями к «Отвращению» и другим картинам Романа Полански. Студия А24 впоследствии выстроит эффектный маркетинг и подхватит тренд на размеренные ужасы о переживании травмы, но в 2014 году главные хиты поджанра еще впереди — год спустя в игру вступят «Февраль» Оза Перкинса и «Ведьма» Роберта Эггерса.
Ретроспективно кажется, что Митчелл говорил о том, что знает и на чем вырос, — конечно, о слэшерах. Первый из последующих, «Оно приходит за тобой» подвел своеобразную черту эпохи кровавой беготни от маньяков всех мастей. Лента выглядит будто дитя «Хэллоуина» с созвучными Джону Карпентеру синтетическим саундтреком, перекличкой в именах (Джей — Джейми Ли Кертис) и тыквах на заднем дворе из «Кошмара на улице Вязов». Именно картина Уэса Крейвена предлагала подросткам не пережить одну ночь убийств, а погрузиться в морок между сном и явью длиной в неделю, где неясно, когда наступает новый день, а посреди школьного коридора можно столкнуться с ожившим кошмаром. Митчелл не только фактически цитирует эпизод в учебном заведении, но и точно воспроизводит климат в семье.
Родители в слэшерах традиционно вынесены за скобки мрачных событий: в балладе о Фредди мама и папа последней девушки Нэнси (Хизер Лэнгенкэмп) скорее не спасали несчастных подростков, а мешали: мать — алкоголизмом, отец — трудоголизмом. В «Оно приходит за тобой» старшие тоже будто вытеснены из круговорота кошмара: размытые фигуры в расфокусе сливаются с фоном и никак не реагируют на переживания подростков и смертельные угрозы родным чадам.
Стоит признать: заманчиво перечислять эффектные рифмы любимых фильмов, но, чтобы называться слэшером, недостаточно продемонстрировать наследственные гены. Необходимо выполнять правила, которые каждый фанат хорроров помнит по франшизе «Крик». И, пожалуй, именно в работе Митчелла с картотекой жанровых рычагов начинается самое интересное. «Оно приходит за тобой» разыгрывает главный троп фильмов «отсчета тел» — секс. Каждый, кто теряет невинность, не доживает до утра, потому что карающая рука маньяка добирается до распутных детишек ночью. Помножив на паранормальную составляющую, Митчелл презентует еще одного медлительного сталкера, который карает молодость за половую активность.
Поразительно и не свойственно поджанру изображение насилия — конкретного и неминуемого. Митчелл до третьего финального акта и попыток подростков устроить ловушку для демона в бассейне чаще выносит вперед последствия, а не смакует действия. Как и положено слэшерам, «Оно приходит за тобой» сразу терзает зрителя графичной и тревожной открывающей сценой: юная девушка Энни пытается на красных каблуках умчаться от невидимой угрозы, но смиряется с тем, что проиграла. Впрочем, сцену гибели не показывают — лишь искореженное тело на берегу. Единственный, кого настигнет печальная участь у нас на глазах, — Грегг (Дэниэл Дзоватто), старый друг Джей, который решил выступить добровольцем и взять проклятие на себя. Половой акт с загадочной тварью в облике матери, которая вытягивает из парня жизнь. Кто-нибудь, позовите Фрейда!
Многоплановость и размытость привычных условностей «Оно приходит за тобой» всколыхнула horror studies: знатоки в большинстве своем пришли к консенсусу, что фильм определенно содержит тропы, присущие слэшерам, но вряд ли является представителем поджанра однозначно. Те же, кто не готов на компромиссы, углубились в основополагающее эссе Кэрол Дж. Кловер «Ее тело, он сам: гендер в слэшерах», чтобы удостовериться: Дэвид Роберт Митчелл взял знакомые элементы преследователя и последней девушки и опять сделал «все не так»! Что, разумеется, пошло на пользу закостеневшему жанру, которому бесконечно прочат смерть. Повезло, что никому не пришло в голову назвать «Оно приходит за тобой» «постслэшером».
Победа над монстром, чем бы Оно ни было
Основным бетоном, связующим всю конструкцию практически любого фильма ужасов, становится победа над монстром. Митчелл не торопится ни однозначно интерпретировать финальную схватку в пользу подростков, ни прогнозировать выживание медленной твари. Разумеется, слэшеры волей-неволей оставляют лазейку для сиквела (привычка выживших!), но все же трактовать события последней трети картины можно по-разному. А пространство для домыслов остается, потому ни Джей и Ко, ни зрители так и не узнали, что же такое Оно.
За туманность фильм критиковали на выходе: метафора ЗППП? Ужасы взросления? Ментальная нестабильность подростков? Трактовки метафоры существа расходились во все углы — сегодня создается ощущение, что каждая подходит. Впрочем, для того чтобы ужас сработал, важнее, не ЧТО монстр значит, а КАК его победить. Смог ли по-настоящему влюбленный в Джей Пол (Кейр Гилкрист) застрелить существо в бассейне? Почему Оно выбрало облик отца Джей (и жив ли папа)? Сошлись ли Пол и Джей в финале по любви? Передал ли Пол проклятие дальше через секс-работниц? Отсутствие внятной мифологии, истоков кошмара и причинно-следственной связи традиционно раздражает, а выход с сеанса с карманами, полными вопросов без ответа, скорее провоцирует мигрень и поиски в Google, чем зрительскую любовь. Но, несмотря на множество открытых настежь дверей, Дэвиду Роберту Митчеллу удалось передать эмпатически ощущение страха — будто пересказать страшный сон. Как известно, в сновидениях нарушена логика дня и ночи, а причудливые поступки кажутся абсолютной обыденностью, ты не можешь понять, но можешь почувствовать кожей, а лакуны в картине мира вызывают отчетливое ощущение дискомфорта.
Одно из, быть может, самых простых объяснений траектории существа — страх смерти и неизбежность гибели. Старуха с косой неотступно следует по пятам за каждым, а молодость, как известно, — синоним бессмертия, а потому не терпит такого соседства. Кого-то Оно догонит в старости на больничной койке, а потому выглядит как престарелая пациентка, кто-то на смертном одре будет задушен материнскими убеждениями, кого-то загонит в гроб предательство близкой подруги. Цитата из «Идиота» Достоевского, которую зачитывает Яра со своей чудо-ракушки, как раз посвящена тому, что мучительнее не пытка, а страх того, что пытка однажды закончится и «душа из тела вылетит». А пока трагедии не случилось, можно попытаться успеть искупаться в ноябре, умчать с друзьями на пляж и влюбиться в лучшего друга.