Рецензия на фильм «Озеро»

Вдали от цивилизации и вообще чего бы то ни было молодой лесоруб Алекс валит лес. Сосны уходят в облака, облака цепляют за скалистые горы, горы стеной окружают озеро, за озером дом. Путь домой не близкий, дома – нежная сестра, маленький брат и слепая мать, не столько семья, сколько медленный вихрь лиц, глаз, волос, рук, запутанных отношений и молчаливой любви на грани инцеста. Появившийся словно ниоткуда новый помощник Алекса Юрген поможет всем освободиться – от себя и от магии этого места. Магия, впрочем, останется – люди ей не нужны.

Одна из премьер «Озера» /Un lac/ (2008) прошла в лондонской художественной галерее "Тэйт", что вполне логично, учитывая биографию Филиппа Грандрье – видеоартом он занимается с 70-х, расширив понимание жанра от простых инсталляций до документальных эссе и видеоклипа на Putting Holes in Happiness Мэрилина Мэнсона, большого поклонника Грандрье (посмотреть можно здесь). Человек серьезный, в общем, упоминаемый в одном ряду с Филиппом Гаррелем и Белой Тарром. "Озеро", получившее специальное упоминание на фестивале в Венеции – третий его полнометражный фильм, весьма ожидаемый кинематографический подпольем, ценящим эксперимент по поиску нового языка и границ допустимого, выше пассивного удовольствия кинопотребления.

Пассивного потребления тут и правда не получится. "Озеро" лежит у той границы, когда еще шаг – и фильм превратится в пародию на все авторское кино сразу, нечто, что делают немолодые бородатые мужчины, читающие Делеза и Лакана, на гранты европейских культурных институтов. Свет тут существует на грани темноты, заставляя напряженно вглядываться в световые пятна, которые кричат, занимаются любовью и рубят лес. Диалог – на грани молчания, все реплики, вероятно, уместились на паре страниц. История – на грани "жили-были".

Приложенные усилия, с другой стороны, окупятся – если не сбежите через пятнадцать минут. "Кино обладает огромной силой в отображении архаичного, первобытного, неких до-интеллектуальных впечатлений и это то, чего я хотел от картины", – заметил Грандрье в одном интервью. И если перестать терзаться попытками понять происходящее (в принципе, любой фильм, где есть инцест, сын-эпилептик и слепая мать можно пустить на конфетти), на первый план выступит нечто, как того и хотел Грандрье, трудно облекаемое в слова. В потерянном фокусе, дрожании камеры и ее своевольном выборе точки съемки, в сумерках, затопивших экран, серых скалах и сером снеге, в монтаже, царапающем нервы чередованием общих планов и деталей, в причудливой красоте словно слепых лиц (большинство из которых русские) можно отыскать многое.

Природу кино, разглядывающего само себя с немым изумлением, природу истории, которая не рассказана кем-то, а рассказывает сама себя, природу как таковую, которая существует в для нас в ощущениях и впечатлениях. Подозрение, что секрет "Озера" в том, что лаборант случайно пролил кофе в проявочный бак, постепенно рассеивается. Остаются чувства и световые пятна. Оказывается, этого достаточно.