Долгие проводы

Быть Дэниелом Рэдклиффом, наверное, странно. С одной стороны, он звезда мирового масштаба, и даже если он решит никогда больше не работать, бедность ему не грозит. С другой, он, кажется, начисто лишен самолюбия, этот энергичный, излучающий энтузиазм парень, чья речь едва поспевает за мыслями. Рэдклиффу 21 год; он все так же худощав и выглядит мальчишкой — не чета тем супергероям, пришельцам и шпионам, которые составят конкуренцию величайшей киноэпопее всех времен и народов.

Он ведет себя не как суперзвезда. В его гримерке множество книг — и ни одного подхалима. На стене вместо дорогих картин, которые больше бы соответствовали гонорарам Рэдклиффа, или хотя бы постеров с его собственной мордашкой, висит причудливое собрание разноцветных рисунков, отпечатков рук и неразборчиво написанных имен в рамках.

«В этом году на мой день рождения, — объясняет он, — я попросил своих коллег и членов съемочной группы что-нибудь нарисовать — и из их коллективных усилий должен был получиться шедевр! Не уверен, правда, что это можно назвать шедевром, но мне очень нравится, потому что я лично знаю каждого участвовавшего».

Рэдклифф выглядит бодро и оживленно. На дворе март 2010 года, и мы осматриваем съемочную площадку «Гарри Поттера и Даров смерти» /Harry Potter and the Deathly Hallows: Part I/ (2010) в третий раз. После нашего первого визита на уотфордскую студию Leavesden прошел почти год, с начала съемок двухсерийного фильма — 13 месяцев. И даже Рэдклифф признается, что это двуглавое киночудовище испытывает его на прочность.

«Мы вот-вот побьем рекорд «С широко закрытыми глазами» /Eyes Wide Shut/ (1999) по затяжным съемкам. Хотя у нас получается все-таки два фильма, а не один, так что я даже не знаю, как они умудрились растянуть съемки на полтора года (на самом деле 15 месяцев — EMPIRE)… Мы снимаем отличное кино, очень хорошее, но ощущение такое, будто мы никогда его не закончим. Всегда кажется, что надо еще столько всего сделать. Каждый раз, когда мы завершаем съемки большой сцены, кто-то вдруг говорит, мол, на следующей неделе встречаемся в Большом зале, — а это обычно огромные, трудоемкие сцены с массовкой…»

Будучи заглавным мальчиком-волшебником, Рэдклифф, само собой, был плотно занят на съемках шести предыдущих фильмов почти каждый день («Где-то по 150 дней на фильм»). На этот раз основная съемочная группа трудилась около 280 дней, и Рэдклифф покидал площадку очень редко. «Первые два или три месяца были съемки на натуре, но когда возвращаешься к студийным съемкам, входишь в ритм очень быстро. Даже перестаешь замечать, как летит время…» Две части «Даров Смерти…» потребовали от уже закаленных актеров и съемочной группы большего, чем просто выносливость. В первом фильме, триллере а-ля «Беглец» /Fugitive, The/ (1993), Гарри, Гермиона и Рон убегают от Волан-де-Морта и его приспешников, и действие происходит в основном вне стен Хогвартса. Во втором школа лежит в руинах, а битва с Волан-де-Мортом завершается самым жутким образом. Показать надо так много всего, что даже мелкие эпизоды ставят перед актерами очень сложные задачи.

В прошлом августе на студии Leavesden мы наблюдали за тем, как разворачивалась одна особенно сложная сцена из начала книги: когда друзья Гарри Поттера вызволяют его из дома, шестеро из них принимают Оборотное зелье и превращаются в двойников Гарри. План простой: все они разойдутся в разных направлениях, чтобы одурачить ожидающие на Тисовой улице силы тьмы. Но сначала в комнате будут стоять рядом семеро одинаковых Поттеров, а значит, нужно сделать много дублей с одним и тем же действием: все участники сцены поочередно превращаются в Рэдклиффа.

Актер чуть не плачет: «Я так рад, что вы застали этот эпизод! Не все понимают, насколько сложно снимать этот фильм с технической стороны, и вот вам отличный пример: мы сделали 95 дублей одной сцены! Считается, что это одна и та же сцена, потому что камера запрограммирована делать одно и то же. Мы поспорили о том, сколько понадобится дублей. Никто не выиграл — все решили, что их будет куда меньше. А вечером нам показали черновую версию сцены — вышло просто превосходно. Обычно в таких сценах с совмещенными изображениями ты понимаешь, что персонажи не прикасаются друг к другу, а тут все со всеми пересекаются. Отличная сцена для начала фильма! Правда, я задумался: почему им всем надо превращаться в Гарри? Почему Гарри не может в кого-то превратиться? Мы все об этом думали, но ни до чего не додумались».

Отложим этот непростой вопрос в сторону. Во второй части фильма у Рэдклиффа две невероятные сцены: в одной он идет навстречу верной гибели, а в другой — встречает кое-кого в посмертии, которое выглядит как вокзал Кингс-Кросс. «Я готовился к этим сценам на протяжении всех съемок. В них я должен был сыграть предельно точно. В итоге я вряд ли сыграл блестяще, потому что вечно довожу себя до состояния стресса, а это очень глупо, — говорит как всегда самокритичный Рэдклифф.— Мы снимали эти сцены на белом фоне, призрачный Кингс-Кросс в них добавят потом. Фон был такой белый, что охрана здоровья и безопасности твердила, мол, мы все должны надеть солнечные очки».

Иными словами, финал «Поттера…» уведет нас туда, где мы еще не бывали. И если первый фильм — это путешествие в отдельных эпизодах («Когда Джо Роулинг сочиняла седьмую книгу, она пояснила мне в записке, что это будет такое причудливое роуд-муви, — в точности так и есть»), то второй будет гораздо масштабнее. Режиссер Дэвид Йейтс называет вторую часть «оперной». Рэдклифф выглядит озадаченным: «Оперная? Дэвид так сказал? Мне он ничего такого не говорил. Думаю, оперная в том смысле, что я, как в опере, буду умирать 20 минут и в самом конце решу, что в мир иной мне еще рано. Вторая часть — это такая непрерывная погоня, переходящая в битву, в общем, не продохнуть. А битва за Хогвартс — это практически вся вторая половина фильма, и она потрясающая! Внутренний двор весь усыпан обломками башен; так и ждешь, что немецкий танк появится. Местами выглядит как образцовая лента о Второй мировой. В «Поттере…» хорошо то, как нам удается удерживать фокус на сюжете и героях, даже когда кругом много экшна, и, надеюсь, здесь нам это тоже удалось. Да что надеюсь — уверен!»

Стало быть, Гарри уже совсем взрослый? «Меня как-то спросили — есть ли такой момент, после которого Гарри становится мужчиной? Мне кажется, в рамках фильма этого не происходит, — тут вся идея в том, что ему 17. Волан-де-Морт вышибает из меня дух по всей программе, и в этом вся соль: Гарри — подросток, которого избивают до смерти. Когда Волан-де-Морт убивает взрослого — ну, это зрелище уже довольно привычное. А вот когда он зверствует, изо всех сил пытаясь разделаться с 17-летним парнем… это уже больше впечатляет».

Не один Рэдклифф сталкивается с таким драматизмом. Рон Уизли в исполнении Руперта Гринта, в шести предыдущих фильмах добавлявший комический оттенок, на этот раз исполняет другую роль. Режиссер Дэвид Йейтс говорит: «Вы увидите в первой части седьмого фильма, как Руперт, всегда всех веселивший, играет довольно напряженную эмоциональную линию».

Гринт, беседующий с нами вскоре после окончания съемок, соглашается: «Рон в тупике: если он хочет оставаться другом Гарри, ему нужно пожертвовать общением со своей семьей, и это его гложет. Вы увидите, как у Рона начинается паранойя, когда он понимает, что Гермиона и Гарри сближаются, и при этом он не уверен в способности Гарри сокрушить Волан-де-Морта. Атмосфера накаляется. Рон с Гарри спорят, но эти споры раскрывают новые грани их человечности…» Иными словами, триумвират, продержавшийся шесть фильмов, начинает лихорадить.

Гринт старше своих соратников и начал выбираться из Хогвартса первым. От ужасного "Грома в штанах" (2002) он перешел к недавним фильмам о взрослении («Уроки вождения» /Driving Lessons/ (2006) и «Вишневая бомба»), после чего сыграл укуренного ученика наемного убийцы в «Дикой штучке». Гринт пока больше всех прикладывает усилий, чтобы освободиться от клейма «ну, этот, который из «Гарри Поттера». Создается впечатление, что он меньше увлечен фильмом, и это впечатление усиливается оттого, что рядом с разговорчивыми коллегами Гринт молчалив до степени угрюмости. Но стоит разговорить его — и становится ясно, что он так же добродушен, как Рон, и так же неравнодушен к Поттеру. Настолько, что публикацию «Даров Смерти…» встретил с некоторым ужасом.

«Наверное, я позже всех прочел эту книгу. Вообще мне очень нравятся книги о Поттере, я с удовольствием все их читал, но тут я разнервничался, наслушавшись про всяких погибающих персонажей. А я хотел, чтобы Рон остался в живых!»

Учитывая предшествовавшие появлению книги разговоры о судьбе Рона, тревога Гринта была вполне оправданна. В конце концов, если Роулинг хотела убить кого-то из этой троицы, Рон выглядел самым уязвимым. Однако причины опасаться кровавой развязки были не у одного Гринта. «Седьмой фильм напоминает кино о войне. Замок горит, руины усеяны телами — и это сплошь дети! Такое мало кого оставит равнодушным. Очень сурово». Типа «Спасение рядового Рона»? «Именно! А еще они поменяли технику исполнения заклинаний. Раньше у нас был балетный хореограф, и все довольно манерно выглядело, а теперь заклинания стали агрессивнее, больше похоже на фехтование».

Сейчас, когда съемки завершены, Гринта, как и всю съемочную группу, одолевают противоречивые чувства. «С одной стороны, я не хочу, чтобы эпопея заканчивалась, я ее полюбил, это огромная часть моей жизни, это то, что я делал каждый день… С другой, я снимался в этих фильмах десять лет, и будет приятно ощутить себя свободным. Просто свободным».

Но свободу завоевать не всегда легко. В седьмом фильме Гермиона, героиня Эммы Уотсон, не беспокоится о семье, как ее друг Рон, но за это спокойствие она платит дорогую цену. «Фильм начинается с того, что Гермиона уничтожает воспоминания родителей о ней и покидает родной дом. В книге такой сцены нет, там просто дается понять, что это произошло. Стив (Клоувс) и Дэйв (Йейтс) написали эту сцену для фильма, чему я очень рада, — в ней видно, на какие жертвы идут Гермиона с Роном, чтобы остаться друзьями Гарри. Вам показывают дом Рона и дом Гарри, но о том, как живет Гермиона, когда не учится в Хогвартсе, вы ничего не знаете, а это важно. Она не просто отправляется в школу. Она выбирает между семьей и дружбой, и это очень жестокий выбор. Родители наливают Гермионе чай, совершенно не ожидая того, что вот-вот случится, и тут я произношу заклинание, которое уничтожает все их воспоминания обо мне. На стенах висят фотографии, это мои настоящие детские фотки, — и они просто растворяются. Это кошмар. А потом я должна закрыть дверь и уйти навсегда».

Уотсон тщеславна не более чем ее коллеги мужского пола, однако желтая пресса обращает на нее куда больше внимания. Она так знаменита, что новости о ее прическах выносятся на первые полосы. Похоже, что она с облегчением погружается в суматоху на студии Leavesden, и неудивительно, что она решила продолжить образование в Америке, в относительно тихом университете Брауна («Там небольшой кампус, все успели ко мне привыкнуть, никто не провожает меня взглядом, и это просто чудесно»). Для Уотсон испытанием стали не продолжительность съемок и не близость финала — ее пугают масштаб событий и сюжет.

«На эмоциональном уровне все очень сурово. Последние два фильма потребовали от меня куда больше физически и эмоционально. В одной сцене у Рона расщепило половину тела (в результате неудачной трансгрессии), он истекает кровью, у меня руки по локоть в крови, друг стонет от боли, я пытаюсь его спасти… Еще меня пытают. Я впервые снялась в сцене с пытками. Ну а физически… Нагрузки были огромные, мы трудились дни напролет, например, работали с взрывчаткой — в фильме постоянно кто-то с кем-то дерется и что-то взрывается. Ты произносишь заклинание, бабахают тонны пиротехники и это страшно. Актерской игры в такие моменты не требуется, натуральный ужас… Будто ты в армии. Так что да, эти съемки потребовали от меня очень многого».

Но об этом ее редко спрашивают. Уотсон, которая и в Брауне учится так же прилежно, как Гермиона в Хогвартсе (и играет там еще в чеховской пьесе), обнаружила, что журналистов интересует лишь одно: каково ей было целоваться с Роном. «Я их, в общем-то, понимаю. Этого поцелуя все очень ждали, он назревал целых восемь фильмов. "Гарри Поттер" — это же не "Сумерки", мы не продаем секс. У нас любой намек на это уже приводит людей в возбуждение. На самом деле нам было очень неловко, мы хихикали не переставая. Самое забавное, что перед тем, как целоваться, мы посмотрели друг на друга с таким выражением типа: боже, как это будет жутко… Но, надеюсь, смотрится поцелуй неплохо».

Однако ни лихорадочные перемещения по лесам и долам («Как будто шли соревнования: камера скользила по тросу, а мы бежали наперегонки»), ни каскадерские трюки («Когда на дубль завязано столько пиротехники, понимаешь, что сыграть надо идеально, — и это давит») не напрягли Уотсон так, как попытка документально запечатлеть последние съемки.

«Я забрела в магазин, торгующий подержанным фотооборудованием, и очень милый джентльмен убедил меня приобрести старую пленочную камеру. Я не снимала лет десять и всех задолбала расспросами. На один кадр у меня уходило минут десять — настраивала диафрагму, выдержку, фокус и так далее. А потом девушка, которая помогала мне проявлять пленки, случайно зажгла свет в фотолаборатории и все засветила. Я не могла прийти в себя три дня. Жизнь не удалась… Забудьте про эти понты с пленочными камерами. Это полная чушь. Лучше цифровые камеры и фотошоп!»

Прошло десять лет, снято восемь фильмов, и Дэниелу Рэдклиффу, Руперту Гринту и Эмме Уотсон осталась самая малость: чуть-чуть озвучки и головокружительный рекламный тур в поддержку двух частей «Даров Смерти». Затем их пути разойдутся: Рэдклифф будет играть в бродвейском мюзикле «Как преуспеть в бизнесе, ничего не делая» и сниматься в «Женщине в черном» для Hammer Films; Гринт сыграет в байопике про Эдди Эдвардса по прозвищу «Орел»; Уотсон отправится в свой университет. Но сейчас, с каким бы облегчением они ни воспринимали финал этого киномарафона, трудно представить, что «Гарри Поттер» закончится. Как говорит Рэдклифф: «Будет грустно расставаться с этой серией, но по окончании я в то же время буду испытывать чувство великого свершения — ведь вряд ли я когда-нибудь буду участвовать в таких длинных съемках. Надеюсь, мы не потеряем связь друг с другом. И лет через 30 еще сыграем хогвартских учителей в ремейках».