В войне "Тараса Бульбы" с Гоголем сложили головы бесчисленные Прокопенки и даже жена Тараса, пугающе раскатанная из ковра.
Когда режиссер Владимир Бортко взялся за экранизацию "Тараса Бульбы", он предполагал, что снимает эпос, что демонстрировало верх его уважения к оригиналу. Эпично-не эпично, но граждански выверено начало картины, когда Тарас – Бодан Ступка вдохновляет казаков речью про ни с чем не сравнимое русское товарищество, которое ого-го какое товарищество и жизнь за него отдать не сложно. Товарищи глядят с одобрением, но вид имеют при этом вполне правдоподобный – отчаянных маргиналов с явной тягой к алкоголю, насилию, саморазрушению и самоуверенно-насупленной дикостью. Хрестоматийная встреча сыновей "поворотись-ка, сынку! экий ты смешной" проходит гладко, Вдовиченков в роли Остапа и Петренко-Андрий самоотверженны в своих дурацких свитках, и можно еще списать на эпический замах прямолинейные планы вроде трех конных фигур, картинно удаляющихся на фоне заката, но с приездом на Сечь картину начинает угрожающе кренить куда-то решительно не в ту степь.
Запорожцы, как им было и положено, разгульничают, бражничают и беспредельничают, но на открытые военные действия толкает их не Тарасова военная хитрость – огненное желание поехать навалять-таки врагам. Так было у Гоголя, который упивался в своем тексте вольной реставрацией старых времен, и многие мотивы и поступки впрямую объяснял тем, что век был, дескать, таким и люди, мол, соответствующими, и судить их за это нельзя с нашими мерками. Нет, в фильме казаки идут на поляков по вполне этическим и гражданским причинам – поляки вторглись, захватили, все сожгли и даже убили Тарасову жену (для демонстрации мертвую жену в исполнении актрисы Ады Роговцевой раскатывают из ковра).
В дальнейшем зритель, со школы невольно ознакомившийся с "Тарасом Бульбой", может со смешанными чувствами наблюдать не только противостояние казаков с поляками, но и сложную борьбу режиссера с первоисточником. Режиссер пытается умять произведение под идеологически-верный крой (например, выпустив моменты зверства и всяких ненужных такому фильму младенцев на казацких пиках), но при этом трепетно оставляя героям всю громоздкую литературную речь Николая Васильевича, который уже и в 26 лет не был никак писателем-реалистом, и создавал не эпические тексты, а скорее – прозаические головоломки, ядовитые для простодушного трактователя.
При передаче вырванные из контекста монологи и диалоги начинают производить ударный и незапланированный комический эффект. Планомерно погибающие в конце осады крепости казаки по очереди приподнимаясь на плечо клянутся в верности отечеству, войску и, так и ждешь, что кто-то из них соберется силами и произнесет личную благодарность кому-то из вышестоящих лидеров. Перечисление погибших Прокопенок душевным закадровым голосом Безрукова доводит сцену до кульминации. Горящий на костре Тарас вполне по тексту пространно просит соратников удалиться по намеченному им маршруту, а также советует вернуться весной и погулять от души. Богдан Ступка, актер огромного таланта, созданный, казалось бы для этой роли, попадает как кур в ощип, а что уж говорить про Вдовиченкова и Петренко. Михаил Боярский выложившийся в роли Мосия Шило, смотрится просто вставным цирковым номером – из-за отсутствия иных мотиваций он тоже защищает товарищество и честь как давно умеет, а мы хорошо помним этот рисунок по сериалу Юнгвальда-Хилькевича.
Вся честная и качественная работа – тщательно воссозданная гоголевская Сечь, прекрасная характерная массовка, масштабные батальные сцены, точный основной кастинг, все, все пало жертвой неравной битвы фильма с гоголевской трелью.
И первый Прокопенко погиб, и второй, и третий и двадцать пятый. Все до единого.