«Этот мальчик прославится, в нашем мире не будет ребенка, который бы не знал его имени», — заключила профессор Минерва МакГонагалл, подходя к порогу дома Дурслей — самых ужасных магглов, каких она только видела. Эти слова, которые для многих стали воротами во вселенную Роулинг, оказались настоящим пророчеством. Джоан Роулинг изменила мир, а кино помогло ей сотворить это обыкновенное чудо: многие впервые оказались в Хогвартсе, войдя в Большой зал через экран кинотеатра, а не бредя по буквам бумажных страниц, и лишь потом отправились в книжное путешествие. С тех пор прошло 20 лет.
С дистанции минувшего времени на общем собрании фанатов всего мира было решено, что лучшим фильмом серии стал третий, «Гарри Поттер и узник Азкабана», поставленный Альфонсо Куароном: игры с циферблатом, начало подросткового периода и Гермиона, бьющая Драко Малфою прямо в нос. Возможно, Куарон и правда чувствовал себя свободнее прочих и сумел не просто приклеить страницы романа к экрану, но и перевести язык книжный на кинематографический диалект без издержек и потери игры слов. Но справедливо будет сказать, что постановщик встал на рельсы, уже проложенные, — не будь у него такого надёжного плацдарма и тыла за спиной, магия могла бы и не случиться.
На рубеже веков перед студией Warner Brothers, продюсером Дэвидом Хейманом и Джоан Роулинг встал ряд важнейших решений, которые определили судьбу франшизы и облик Хогвартса. Один опрометчивый шаг, и мы бы никогда не услышали тему Хедвиг, написанную Джоном Уильямсом, Алан Рикман не сыграл бы Северуса Снейпа, а режиссером первого фильма мог стать не Крис Коламбус. Список претендентов был не просто внушительным: Спилберг с анимационным концептом, Терри Гиллиам, от которого была в восторге Джей Кей, кудесник Роб Райнер. Но среди великих режиссеров выиграл великий воспитатель — и, пожалуй, это первая и самая важная победа Гарри Поттера в кино.
Крис Коламбус дома — отец четырех детей, на площадке он стал папой для трехсот и трех одиннадцатилеток: впоследствии съемки он назовет настоящей актерской школой. Выбрать правильно тех самых Гарри, Рона и Гермиону — всего лишь начало тернистого пути, полного новых открытий. Дети, даже получающие баснословные гонорары и подписывающие контракты, остаются детьми: они хохочут не только между дублями, но и после команды «Начали!», балуются, забывают текст и подначивают друг друга круглые сутки. На площадке нужен был человек, обладающий не только львиным запасом терпения, но и изрядной долей ребячества, проще говоря, еще один большой ребенок.
Коламбус, который продемонстрировал свою профпригодность еще в «Один дома», для своей ребятни за кадром играл и Пушка, и Василиска, порой в восьмерках заменял собеседника-школьника и всегда был готов говорить на одном языке первооткрывателей магии. В результате (вот где настоящее волшебство!) Крису удалось провести съемки двух фильмов в непринуждённой атмосфере летнего лагеря, не жертвуя дисциплиной, и это в условиях постоянного цейтнота и четырехчасового рабочего дня для несовершеннолетних.
Сложно описать, но проще увидеть: в Сети есть компиляция материалов со съемочной площадки, где Коламбус показывает своим маленьким артистам, как повернуться, что сказать, где стоит крикнуть погромче, а где притихнуть и прошептать. А пока он ищет нужный градус реплики, Эмма и Руперт шепчутся и не могут победить подкрадывающийся смешок, а Дэниел раз за разом ловит письма в гостиной Дурслей, вместо того чтобы их упускать. Именно взгляд в закулисье открывает дважды совершенный подвиг («Тайную комнату» начали снимать практически через неделю после премьеры «Камня») в полном размере. История не знает сослагательного наклонения, но будь кто-то другой на месте Коламбуса, и не только вселенная выглядела бы иначе, но и воспитание детей-волшебников было бы совсем другим.
«Гарри Поттер и философский камень» — фильм стремительный и подвижный, музыка играет практически в каждой сцене, камера не замирает ни на секунду, а кадры монтажными перескоками мечутся от лица к лицу. Подобная динамика обусловлена не только творческим видением авторского союза, но и вынужденным методом производства. Как мы писали выше, одиннадцатилетние дети любят хулиганить, и совершенно невозможно предсказать, когда они сыграют, а когда расколются окончательно. Именно поэтому Крис Коламбус и оператор Джон Сил приняли решение большую часть сцен снимать одновременно с нескольких камер — это дало возможность подхватывать нужные реакции и оставлять за пределами монтажного стола растерянность, перепутанные реплики и откровенное баловство. Но даже если склейки стали скорее побочным эффектом, чем изначально задуманным рецептом зелья, это пошло на пользу картине.
Два с половиной часа для детской сказки — хронометраж внушительный и излишний, но обязательный: Крис Коламбус и сценарист Стивен Кловз бережно отнеслись к роману и (слава Мерлину!) отвергли предложение студии ужать «Тайную комнату» и «Философский камень» до одного фильма, четко видя структуру нарратива Роулинг. В результате ритм, рожденный движением камеры и монтажом, не позволил силе маггловской гравитации подействовать: картина вышла стремительной, как и мир, увиденный глазами любопытного одиннадцатилетнего ребенка (здесь сложно поступиться собственными воспоминаниями: в девять лет мне хотелось, чтобы «Философский камень» не заканчивался никогда).
И снова ключевой становится оптика, которая здесь свела в одной точке множество координатных осей. Зрители смотрят на магию, как и Гарри, словно чужаки, которым нужна экскурсия, гастроли по всем закоулкам чудес. Будь мальчик, который выжил, своим сред магов, едва ли дети по всему миру смогли бы разделить с ним это желанное чувство: покидая чулан под лестницей, можно оказаться в замке из своих снов. Это заслуга Роулинг — та придумала «Поттера» в самые темные времена своей жизни, желая сбежать от рутины через кирпичную стену вокзала. Коламбус подхватил поэзию эскапизма, вспоминая себя одиннадцатилетним мальчишкой в Огайо, — больше всего на свете он бы хотел получить то самое письмо из когтистой лапы совы.
Не хватит ни сиклей, ни галлеонов, ни троллей или кентавров, чтобы измерить ответственность, бережно возложенную на плечи Коламбуса. Каждый ребенок нуждался в Хогвартсе, в своем собственном и общем для всех, и кино — та материя, которая могла сделать эту мечту осязаемой. Самой строгой судьей съемочного процесса была дочь режиссера Элинор, которая когда-то и уговорила отца прочесть книги (в фильме ей досталась роль Сюзанн Боунс): она отсматривала материалы, эскизы и говорила, во что сможет поверить, а во что нет.
Самая яркая примета языка Роулинг — неподдельная витальность, пространство вокруг героев живое, лестницы меняют направление, сквозь столы проходят призраки, а портреты бродят между древних рам. Волшебству тесно и неловко в маггловском мире, как и Хагриду, попавшему в хижину на острове, куда от всего самого странного сбежали Дурсли, прихватив с собой Гарри. У мира магии должен быть другой размах рук и ширина плеч, чтобы каждому заклинанию хватило места на рикошет. Это вечное движение создавалось в начале нулевых, поэтому Коламбус не полагался на одну лишь графику (на которую и так не хватало времени) и значительная часть волшебства была наколдована практическими эффектами — вроде свечей, парящих под потолком главного зала.
Архитектурой волшебства занимался художник-постановщик Стюарт Крэйг: ему предстояло не только «построить» замок, очертить грани гигантских шахматных фигур или обить сиденья в поезде обветшавшей тканью. Главной задачей было создать ощущение, что Хогвартс вечен. Он стоял на этом же холме до учебы Гарри Поттера и простоит столетия после — нерушимая глыба, главный оплот чародейства и живой монолит со своим характером (не всегда гладким), настроением и, чего греха таить, величественностью средневекового короля.
Дядя Вернон сказал, что чудес не бывает, но мы-то с вами знаем, что магия совсем рядом — она за углом, стоит только коснуться кирпичной кладки на вокзале Кинг-Кросс или свернуть не в тот переулок в центре Лондона. Коламбус и Крэйг построили все это волшебство, разучили правила игры в квиддич и поняли, как работают волшебные палочки. Кстати, за весь первый фильм Гарри не произносит ни одного заклинания, он, как и мы до финала, где правит любовь, становится лишь созерцателем всех этих «волшебств», которые когда-то станут для него рутиной, но не сейчас.
«Философский камень» и «Тайная комната» — несомненно, фильмы детские, ажурные и узорчатые, они ориентируются на представления о магии в кинематографе, близкие «Волшебнику страны Оз». Но при этом ленты сотворили то, чего раньше в кино попросту не было. Франшиза взрослела, как и дети Хогвартса и зрители по ту сторону экрана. Несомненно, паролем для прохода через портрет с Розовой Дамой стала «сказка». Сказка, которая пронизывает экран в каждом углу, сыпется бобами Берти Ботс под ноги и мелодично звучит флейтой Хагрида или искрится идеальными заклинаниями Гермионы Грейнджер (все мы знаем, что правильно говорить «ЛавиОса, а не ЛевиосА»).
Но дело не в упрощении или безопасности с точки зрения прокатного потенциала: Гарри Поттеру — и мальчику со шрамом на лбу в виде молнии, и серии романов — предстояло пройти огромный путь от волшебства до прикладной магии. Одиннадцатилетний ребенок, глазами которого зрители и увидели Хогвартс, не может поверить в то, что все это на самом деле. Он широко распахивает глаза и удивляется каждому взмаху золотистых крылышек снитча или превращению профессора трансфигурации в кошку. Чтобы привыкнуть к тому, что это жизнь обыденная и еще более непростая, чем можно представить, нужно время, силы и мужество. Постепенно сказка будет становиться мрачнее — правило пусть и грустное, но привычное для взросления. Любой другой, более радикальный путь к прописной истине о том, что добро побеждает зло, мог отпугнуть юных зрителей, которые не готовы были узнать цену этой победы в самом начале — им, как и их любимым героям, нужно было еще несколько лет — и Роулинг, и Коламбус точно это знали.
Сама Джоан могла сыграть мать Гарри Лили Поттер, но, увы, отказалась. Коламбус не стремился оставить себя на экране, но, несомненно, именно он стал отцом мальчика, который выжил, и еще пары сотен детей на экране и тысяч в зрительном зале. Волшебство Криса в том, что он, набрав воздуха в грудь, в правильное время и в правильном месте взмахнул палочкой и крикнул: «Алохомора!»
И двери Хогвартса открылись навсегда.