
Фабула нового фильма "Игры мотыльков", снятого молодым режиссером Андреем Прошкиным такова -- парень с Урала рвался в звезды русского рока, но вместо этого попал в тюрьму за то, что угнал машину и сбил человека. Нормальное дело. Тюрьма -- лучшая школа жизни. Но смысл ленты не в этом...
Из деревьев выстроился лес – наше молодое кино уже существует.Парень с Урала рвался в звезды русского рока, но вместо этого попал в тюрьму за то, что угнал машину и сбил человека. Нормальное дело. Тюрьма – лучшая школа жизни. Это фабула нового фильма "Игры мотыльков", снятого молодым режиссером Андреем Прошкиным ("Спартак и Калашников"). Но не его смысл.
Наше кино сегодня делится на две неравные части. Первая, большая, идет навстречу желаниям зрителя. Эту сферу кинообслуживания представляет, к примеру, "Бригада", от которой балдеют подростки, мечтают делать жизнь с артиста Безрукова. Или "Бумер" с "Антикиллером" – коммерчески успешные проекты года. Их надо смотреть, уйдя в отрыв. В хорошей компании, по телику или в новом кинотеатре с попкорном за щекой, время от времени выбегая за банкой пива – залить и отлить. Их и делают с расчетом на поп-корн, провисы в сюжете для пива и четко скалькулированный график аттракционов, чтоб пацан в зале не заскучал.
Часть вторая, несравненно меньшая, берет на себя право и риск не суетиться под клиентом, а обращаться к нему на равных. Так, словно у нас не сфера обслуживания, а по-прежнему искусство, способ осмыслить, найти опоры. Ясно, что она в вечном проигрыше. Потому что если есть выбор, то воспитанный "Бригадой" зритель всегда предпочтет закуску к пиву интеллектуальным посланиям умников.
Поэтому безумству храбрых поем мы песню.
Фильм Андрея Прошкина имеет, в сравнении с кинопотоком, три особенности. Первая: он снимался не в Москве и даже не в Питере, а в уральском городе Златоусте. Вторая: молодежная тусовка, молодежный жаргон, молодежные приколы существуют не в отдельном молодежном мире, отрубленном от традиций и опыта прошлого, а в контексте нормальных, от века, человеческих установлений, где зрителю ясно, что такое хорошо и что такое плохо. И третья: даже название в нем обнаруживает авторское отношение к показанному. Что, возможно, сработает против картины: мораль, выраженная впрямую, у слишком многих вызывает аллергию.
Первая особенность по-своему уникальна: в новорусском кино экспедиции отряжают разве что в Нью-Йорк, где "Америке кирдык!". А тут люди поехали в глушь, в глубинку, где сортиров нормальных еще не придумали. Но это и есть Россия. И она появилась на экранах не в качестве модной "чернухи", а в качестве малоприятной реальности, которую надо знать заносчивым столичным штучкам.
Вторая особенность примечательна. Если сфера обслуживания понимает кино как специализированный клуб по интересам: это кино для молодых, это для артхауса, а это для гей-фестивалей – то "Игры мотыльков" умудрились соединить точное знание балдежной тусовки с реализмом в показе современной жизни, зрелым ее анализом и определенностью нравственных выводов. Это один из первых признаков излечения нашего молодого кино от детских болезней: "новая волна" учится искусству думать, и ей теперь снова понадобится думающий зритель.
И вот неудача. Эта катастрофа мотыльковых иллюзий – начало слома. Остается второй сюжет жизни героя: угнанная машина и сбитый человек. Надо линять от ответственности. Разбитная мама пустит в ход все свои старые любовные связи, благо их у нее много. Шустрят все, включая милицейских пинкертонов с тяжкими взглядами: надо вытаскивать парня, не забыв про свою выгоду. Весь этот мир четко делится на две половины: первая упивается своей пусть маленькой, но властью – другая эту власть ненавидит, с ней заигрывает, пытается уговорить, задобрить, подкупить. Ложь множится, сгущается, уже не продохнуть. Правда вообще никого не интересует.
И вдруг точка кипения: юлить парню осточертело. Ему тошно так жить. Его никто не учил держать удар и нести ответственность – он это понял сам, на физиологическом уровне. Он отсидит свое в тюрьме, вернется стриженым и суровым. Он нашел на земле место, где еще есть кодекс чести: "Там, на зоне, все по закону, это у вас – бардак!".
Но это честная картина.
Костю играет Алексей Чадов, недавно успешно стартовавший в фильме "Война". В новой роли он подтвердил свои серьезные актерские возможности: он убедителен не только в роли самого себя (как большинство его сверстников), но и в перевоплощении. Когда его герой возвращается из тюрьмы, его отличает от прежнего Кости не только короткая стрижка – полностью изменилась пластика, стал тяжелым взгляд, посуровел профиль, появилась жесткость, а то, что заменяло романтическую мечту, сменилось трезвым знанием суровых реалий жизни. Парню не просто подрубили крылья – их отрубили, он стал кряжист и основателен. Понял, что закон на земле бывает только воровским, и будет теперь жить с этим новым знанием.
Он теперь в своей бывшей тусовке чужак. Она по-прежнему шумна, глупа, бесшабашна и живет мгновением. А он теперь знает, чем кончается мотыльковый век.
Тусовка показана и сыграна актерами со знанием дела. Мария Звонарева, недавно получившая "Золотого Овна" за фильм "Трио", в роли матери еще раз доказала свою уникальную, на зверином уровне, органичность Оператор Юрий Райский дал несколько восхитительных по емкости кадров, где вдруг понимаешь, что эта выморочная шумная жизнь существует в пустоте. Уральский пейзаж кажется и величественным и испохабленным одновременно, человеческое пространство – таким разреженным, что никаких прочных связей здесь быть не может. Сидят на юру, на лысине меж гор как на чемоданах – а дома словно бы и нет.
"Игры мотыльков" продолжили новую тенденцию в нашем молодом кино, обозначившуюся в "Коктебеле", "Возвращении" и "Старухах": режиссеры-новобранцы почувствовали потребность вернуться в нормальное человеческое измерение. Технические и жанровые соблазны новейшего компьютеризированного кино они, возможно, имеют в виду, но им пока важнее построить базу для своего искусства – реализовать свое знание о жизни. Поэтому им в первую очередь понадобился не компьютер, а хороший сценарий, не джойстик, а хороший актер, не спецэффект, а оператор, умеющий сделать из комбинации цветных отражений – метафору. Им хорошо бы дать большой бюджет, но они умеют обойтись и минимумом: если у художника что есть за душой – оно не покупное.
Эти ребята делают то, что уже можно смело назвать художественным кино.