Иуда, способный на Истинную Любовь: Интервью с Андреем Богатыревым

20 марта в российский прокат выходит историческая драма "Иуда". В прошлом году фильм уже показывали на ММКФ, где он получил награду за лучшую мужскую роль, а теперь шанс увидеть картину предоставляется широкому зрителю. За неделю до премьеры мы побеседовали с постановщиком этой замечательной картины Андреем Богатыревым.

Андрей, расскажите для начала, как вы попали в этот проект или как проект попал к вам. Вообще, «Иуда» – это режиссерская или больше продюсерская история?
Этот материал я выбрал сам. Более того, где-то еще на третьем курсе института я задумал фильм по мотивам произведения Леонида Андреева, долго вынашивал этот проект, и потом, когда кинокомпания «Росфильм» и моя студия «АБС» обдумывали, какую идею подавать на рассмотрение в Министерство культуры, я решил наконец-то воплотить эту мечту в жизнь и сделать «Иуду». Мы написали сценарий, подали его и выиграли конкурс.

В своем произведении Андреев пытается переосмыслить историю Иуды. А как вы считаете, это нужно в современном мире? Стоит ли противостоять общепринятым канонам общества?
Да! Я прекрасно понимал сложности, ожидавшие мое высказывание, но я всегда считал и продолжаю считать, что любой канон – это в какой-то мере смерть. Не в том смысле, что канон – это плохо; он, конечно, должен быть. Но всегда должны быть люди, которые хотят и могут его переосмыслить. Тогда и вера, и все остальные сферы нашей жизни будут развиваться, будут расти. Мы же не живем так, как жили в XVII веке, мы развивались, мы многие вещи переосмысляли. Поэтому я считаю, что любое направление жизни – это в первую очередь путь, это движение, движение к Богу в том числе. Поэтому переосмыслять – очень важно, жизненно необходимо!

Леонид Андреев свою повесть называл «препарацией предательства». А что вы считаете самым важным в своем произведении?
Я совсем по-иному интерпретирую и рассматриваю произведение «Иуда Искариот», как-то несколько по-своему, потому что, на мой взгляд, оно вариативно, оно неоднозначно. Это может показаться странным, но мне кажется, там вообще ничего нет о предательстве. Это история о Любви, история о том, как один человек может ради другого, ради любви пойти на любой поступок. Если вы помните, в «Том самом Мюнхгаузене» Марка Захарова в конце жена Марта говорит: «Я буду ждать тебя!», а главный герой ей: «Не то»; «Я буду любить тебя!» – «Не то»; и тогда она наконец говорит: «Они подложили тебе мокрый порох, ты не сможешь сделать то, что задумал!», вот на это барон сказал: «Вот это то, что я ждал услышать!» Если человек способен на такой поступок в жизни, значит, это Истинная Любовь, значит, это очень серьезная вещь. И, на мой взгляд, Иуда на это решился.

Расскажите несколько слов об актерах. Было ли сложно найти людей, которые, с одной стороны, вписались бы в историю двухтысячелетней давности, а с другой – остались актуальными для современного зрителя?
Я вообще слово «сложно» никогда не употребляю, потому что мне кажется, что сложно – это работать в шахте, а нам это все в радость. У нас был вполне обычный подбор актеров. Мы искали людей, которые были бы близки нам по мысли, по идеям, по органике, которые как-то к этой проблематике имеют подход, которым тоже интересно покопаться. Поэтому мы собрали группу единомышленников и на этом очень много выиграли. Алексей Шевченков, я считаю, вообще актер выдающийся, в той роли он раскрылся невероятно. Он к этой роли был готов! Это я как режиссер в чем-то к фильму оказался не готов, а он был готов с первой минуты. У нас великолепная группа сложилась, все позиции были закрыты ярчайшими профессионалами. Работа получилась дружная, цельная, крепкая. Не работа даже, правильнее – творчество!

А насколько важно вам было воссоздать эпоху с помощью работы художников, декораторов, костюмеров? Или идея превалировала над внешним обликом?
Знаете, все внешние атрибуты для меня в какой-то момент ушли на задний план. Ну просто потому, что никто достоверно не знает, как там было две тысячи лет назад. Нам было важно воссоздать какую-то психологическую достоверность, нужно было показать, что эти люди там действительно живут, а не просто бродят среди декораций. У них желтые зубы, у них грязные ногти, они живут в этом пространстве по-настоящему, вот это нам было важнее всего. А некую историчность воссоздать? Ну, это задача трудновыполнимая, потому что практически никто не знает, а как там было на самом деле.

Ваше кино адресовано так называемому думающему зрителю. Вы верите в то, что такой зритель еще существует? Мы можем посмотреть на результаты первых дней проката давно ожидаемого фильма Алексея Германа «Трудно быть богом» и заметить, что зрителей у него не так много, как, наверное, хотелось бы.
Я, может быть, сейчас буду выглядеть немного пафосным, но приведу такой пример. Конечно, банки «Кока-колы» продаются миллионными тиражами, а какое-то вино продается количеством всего в две тысячи бутылок. Это совершенно нормально. Я считаю, что это совершенно немыслимо, чтобы вышел фильм Германа и вдруг собрал сто миллионов долларов в прокате. Это означало бы, что все население страны больное, а не умное. Это правильно, что авторское кино апеллирует к думающим людям, которым интересно поразмышлять на заданную тему, а не ко всему обществу в целом. Я тоже адресуюсь к зрителю, которому моя история будет интересна. Это совсем не значит, что я против «Кока-колы» или жанрового кино, я их очень люблю, но считаю, что есть одно и есть другое. И это не стоит сравнивать и смешивать.

Почему ваш фильм так долго шел к зрителю, ведь первые показы состоялись в рамках ММКФ еще прошлым летом?
Как раз именно по той причине, что многие прокатчики не верят в авторское кино, не верят в то, что оно может принести какую-то быструю выгоду. Поэтому такое кино сложно «продвинуть». Точнее, не сложно. Это такая Задача, с этим надо справиться. Вот мы, дай бог, справились, «Иуда» выходит в прокат, я считаю, это большая победа. Я очень счастлив.

Насколько повлиял Московский кинофестиваль, где ваша картина получила один из призов, и другие киносмотры на судьбу картины, вашу судьбу, дальнейшее творчество вас и ваших актеров?
Вообще, должен констатировать после того, как прошел целую жизнь с этой картиной, что, к сожалению, фестивали никак не влияют на будущее. Наше киносообщество, увы, не имеет системы, оно абсолютно разрознено, впрочем, как и любая другая отрасль российской жизни, начиная с какой-нибудь ГИБДД и заканчивая Администрацией Президента. У нас все очень хаотично. И я даже не считаю, что это плохо, просто так есть. Поэтому в Америке или Европе фестивали имеют какое-то значение, у нас призы ничего не значат. Мы получили на ММКФ главный приз за лучшую мужскую роль, но нам это не дало ничего. Надеюсь, эта ситуация когда-то изменится, но даже если не изменится, то работа в таких условиях – это тоже определенный положительный опыт.

В заключение хочется вспомнить о расхожих уже на сегодняшний момент «духовных скрепах», которые так пестует сейчас наше государство. Вы считает свой фильм такой «скрепой», не боитесь, что «Иуда», наоборот, разделит зрителей на верующих и неверующих, думающих и не думающих?
Вы знаете, я буду очень самонадеянным человеком, если назову свой фильм «скрепой» или «не скрепой». Пусть каждый решает сам. Я буду рад, если на фильм придет много людей, каждый из которых сможет сам решить, чем для него является наша история Иуды. Я считаю, что у нас уже достаточно развитое общество, которое может оценить произведение искусства или, в моем случае, попытку такого произведения и потом подумать над ним, оценить, обсудить, добавить что-то в свой жизненный багаж и развиваться дальше. Так что в разных руках «Иуда» может быть и «скрепой», и наоборот, в зависимости от того, на какое сознание это все попадет.