Сумасшедше красивый байопик о жизни художника Луиса Уэйна, в котором Камбербэтч рисует кошек и любит Клэр Фой.
Это было недавно, это было давно: на рубеже веков XIX и XX обрел славу британский художник Луис Уэйн. Его трогательные и невероятно теплые картинки с антропоморфными котами, которые играют в гольф, бридж, ходят по магазинам и читают книжки, быстро перекочевали со страниц газеты, где Уэйн работал иллюстратором, на открытки, обложки и любые места, куда только их можно было нанести. Этих зверушек с фарфоровыми чашечками в руках и сейчас можно встретить на прилавках, репродукциях в гостях у соседей и новогодних поздравлениях. Разумеется, за каждым большим творцом стоит большая история, и режиссер и сценарист Уилл Шарп в компании соавтора Саймона Стефенсона решились ее рассказать.
Киноделы по-разному пытаются обойтись с дидактичным заданием постановки ЖЛЗ: «Кошачьи миры» выбрали прямой путь перечисления основных вех биографии, на которые зрителю предлагается взглянуть глазами самого Уэйна. А потому живопись и явь будут проникать друг в друга, танцевать вальс, экран озарят краски самой теплой палитры, а кисть будет парить прямо поверх кинематографического изображения (к слову, квадратного — здесь, видимо, притаился реверанс то ли мольберту, то ли альбому для рисования). Выглядит все это опьяняюще красиво, и дело не только в кошках — всем известно, что эти усатые создания могут тронуть сердце любого зрителя, — а в какой-то выдуманной причудливой реальности, просочившейся из сознания главного героя, который и сам, в общем-то, был чудаком. Бенедикт Камбербэтч представляет Луиса мужчиной, совершенно непригодным для жизни: он вечно опаздывает, спотыкается на ровном месте, думает о каких-то патентах на электрические разряды и дерется с быком на ярмарке сельского хозяйства. Но при всей этой бытовой магии и очаровании головы в облаках он совершенно не способен позаботиться о семье: после смерти отца у него на руках остались мать и пятеро младших сестер, а до успеха он еще не добрался — пока мы становимся свидетелями главы «Как закалялся Уэйн».
Главным событием в жизни художника стала встреча и безумная (как и все, что с ним происходило) влюбленность в гувернантку Эмили (Клер Фой). Увы, счастье, и так порицаемое в обществе из-за разницы социальных высот, продлилось совсем недолго — как скоропостижно случилась любовь, так же скоропостижно и скончалась миссис Уэйн.
Это событие не только чертит линию в жизни художника, деля ее на «до» и «после», но и разбивает надвое хронологию картины Шарпа. Изобретательная и нарядная первая половина — упоительная костюмная драма, во время просмотра которой хочется достать из сумки платочек с вышивкой (вот бы в сумке нашелся такой!) и, прикрывая рот, смущенно хихикать над переглядками Фой и Камбербэтча, а потом утирать слёзы умиления и радости. Эта глава — будто самостоятельное рождественское кино с праздничной елью, снегом, танцами у камина и всеми прочими радостями студеной поры, отмеченной ярким румянцем на щеках. Проводником между берегами жизни становится кот Питер: именно он сопровождал миссис Уэйн в последний путь, смиренно мурлыча на ее коленях, и он же остался горюющему вдовцу в наследство как свидетельство высшей любви. Зверь станет музой, которая откроет иллюстрациям художника путь на страницы газет.
Само собой, быть рассеянным гением с кипой бумаг подмышкой хорошо только в жанровом кино: после полосы пьянящего благоденствия наступила обычная жизнь, которую, впрочем, режиссер не торопится делать реалистичной и хотя бы вполовину настолько пугающей, как выглядят строчки биографии на бумаге. Покосившийся рассудок художника останется неаккуратным мазком на полях биографии — медицинским диагнозам здесь не место. Сатирический и политический характер картинок с котами в пиджаках потонет где-то на дне палитры бесконечного умиления, а сам Луис Уэйн к финальным титрам так и останется силуэтом, прикрытым кружевом красочных мазков. Камбербэтч, как всегда, хорош в том, что ему удаётся лучше всего, — в ролях взбалмошных эксцентриков, возводящих стену между собой и миром. Возможно, это препятствие в итоге и позволило взглянуть на Уэйна исключительно как на иллюстрацию личности. Загадочной, чарующей, симпатичной, порой отталкивающей, но узнать о нем получилось не больше, чем об усатом коте с открытки.