Криминальное чтиво

Обстоятельства сложились так, что назвать этот фильм режиссера-самоучки «новой классикой» можно было буквально через месяц после выхода на экран; сегодня подбираться к нетленке даже как-то боязно. Хит хитов, краеугольный камень, пример для всех. Ни до, ни после в постмодернистских наборах цитат не было столько воздуха и жизни. Каким-то чудом «Криминальное чтиво» преодолело концентрированное тарантиновское желание взять лучшее из лучшего. Твист и Джон Траволта, Вьетнам и Кристофер Уокен, пушка и проповедь, боксерские перчатки и чоппер, треп и еще раз треп. Показательна в этом смысле сцена, в которой сбежавший от извращенцев Бутч (Брюс Уиллис) выбирает, чем бы отделать обидчиков: молоток? бейсбольная бита? бензопила? самурайский меч! Широта возможностей Тарантино завораживает. Поэтому и «Чтиво…» не занюханная коллекция кинематографических курьезов, а само мясо кино, плоть, разорванная и сшитая для новой жизни. Палп.

Драматургически рассортированное «Криминальное чтиво» существует по законам роуд-муви. От дорожной забегаловки в начале до той же забегаловки в финале – вроде бы кружа волчком на месте, это кино все же проделывает гигантский путь. Анекдот о семье помидоров и циничный рассказ о вьетнамских ветеранах засланы на территорию религиозной притчи о божественном вмешательстве. Не зря Бутч выезжает из кадра на мотоцикле по кличке Grace, то есть «Благодать». Это путешествие сквозь пространство и время. В далекий путь отправляется таинственный чемоданчик Марселаса Уоллеса, счастливые часы боксера Бутча, кокаиновая доза, занюханная брюнеткой Мией. Главные события фильма разворачиваются в салоне автомобиля: чья-то смерть и чей-то побег от смерти, опасное романтическое свидание, разговор о французских гамбургерах. Неважно, едет эта машина из точки «а» в точку «б» или стоит на приколе в забегаловке, где молочный коктейль подносит Мэрилин Монро. Неважно, буквально она забрызгана чужими мозгами или фигурально.

Три истории, по-аристотелевски схваченные единством времени и места, не перетекают одна в другую (два дня из жизни стрелков Винса и Жюля) и живут одновременной жизнью в едином замкнутом пространстве, сосуществуют в объеме истории кинематографа. Занятно, но до ужаса логично, что в Каннах «Чтиво…» предпочли, среди прочего, «Красному» Кшиштофа Кесьлевского, который так же, как и Тарантино, настаивал на том, что все связано. Но Кесьлевский-то говорил о связях большого мира. Тарантино взял намного уже, и вышло правдивее.

Зная, что идеальное движение совершается кругообразно и без цели, Тарантино мохнатым шмелем облетает свои кинематографические угодья от одного вкусного цветка к другому: Годар, самураи, хичкоковские макгаффины, боксеры, большие пушки, лучшая музыка 70-х, гангстеры в белых рубашках. Физика этого полета науке до конца не ясна, но что физические законы детям видеотеки?

Возможно, лет через пятьдесят какой-нибудь читатель спросит: да кто он такой, этот Тарантино? Ответ на этот вопрос в фильме тоже есть. Он рачительный домохозяин в затрапезном халате с кружкой пахучей американы в руке. Он тот, кто знает, какие тряпки можно найти в гараже, если хорошенько покопаться. Он может подолгу торговаться с Харви Кейтелем из-за подаренного на свадьбу покрывала – потому что каждая вещь в этом хозяйстве на месте. Да, и было бы неплохо спальню дубовой мебелью обставить.