Леонид Марягин: «Я провинциал со 101-го километра»

Режиссера Леонида Марягина мы знаем по фильмам "Незваный друг", "Вылет задерживается", "Дорогое удовольствие", "Враг народа – Бухарин", "Троцкий" и др. Но особенно помнят зрители его картину "Вас ожидает гражданка Никанорова" – поистине народный фильм с прекрасной Натальей Гундаревой в главной роли. Сейчас Марягин снимает новую ленту – на черно белой пленке (с цветными вставками), с молодыми, не очень известными актерами. Его дочь Татьяна помогает отцу в качестве художника по костюмам.

-- О чем будет ваш новый фильм, Леонид Георгиевич?

-- Про 101-й километр, о моем блатном прошлом. Я родился в Москве в 1937г., отца выслали в том же году: он-- писатель, журналист – был неугоден властям. Так что я – провинциал со 101-го километра. (За 101-й километр, как известно, раньше отсылали "неблагонадежных", отбывших наказание в лагерях – Н.Р.)

-- У вас татуировка. Сейчас это модно, но для молодых.

-- Татуировку сделал, чтобы воры из Орехова-Зуева меня уважали.

-- Вы тоже были вором?

-- Есть классификация "начинающий вор, бегающий". Мне было 17 лет.

-- Вы сидели в тюрьме?

-- Нет. Только в КПЗ, камере предварительного заключения.

-- Бедная ваша мама. Тем более, замечательная еврейская мама, которая всегда охраняет и любовно воспитывает своего ребенка.

-- Я был романтиком, мне хотелось быть в полном порядке…

-- Какая же романтика в криминале?

-- Романтика в самоутверждении. У нас в Орехово-Зуеве была красильная фабрика. Я придумал, как "брать" ткани. Надо было красть их раз в неделю. Меня все зауважали. Я был богатейший человек. Всем девочкам из нашего класса покупал конфеты, водил в кино…

-- И со всеми любовь крутил?

-- Нет, я был влюблен, моя тогдашняя симпатия даже в сценарии отражена.

-- Ей тоже конфеты дарил?

-- Она стеснялась брать… Тогда был одеколон "Кремль". Я ограбил магазин, взял ящик этого одеколона.

-- И подарил ей?

-- А как же! Она испугалась. Блатные ей про меня говорили: "Ты что, с этим жидом ходишь?" Она отвечала: "Ну, хожу". – "А ты знаешь, почему мы его не раздеваем? Он же наш, тоже ворует". Это она мне рассказала.

-- Леонид Георгиевич, когда вы почувствовали желание стать режиссером?

-- Мне было 5 лет, когда к нам в село Тургояк, на Урале, где мы с мамой и бабушкой жили в эвакуации, приехала бригада артистов. На спектакль зрители пошли со своими табуретками, поскольку все скамейки были использованы на дрова, а я расположился на полу перед сценой. Открывается занавес, а на сцене – русская печка, и из нее дед с бабкой вынимают огромную сковородку с пирожками. Пирожки настоящие, с луком и картошкой – я знал это, потому что почуял изумительно вкусный запах (а время было голодное). И, конечно, я следил только за этими пирожками. Действие идет. На сцену выбегают фашисты, но не успевают съесть пирожки, потому что следом появляются партизаны, и дед с бабкой угощают их пирожками, но партизаны скромные: они только понадкусывали пирожки… и занавес закрылся. Рядом со мной сидела тетка в ватнике, я ее спрашиваю: "Пирожки-то не съели, а куда их понесли?". Она говорит: "Режиссеру". И с тех пор я понял, что все лучшее отдают режиссеру.

-- Как вы поступали во ВГИК?

-- Я пришел во ВГИК из Орехово-Зуева, мне было 17 лет. Считал, что я в "полном порядке". Михаил Ромм не смог зачислить меня к себе на курс, потому что я по сочинению получил тройку, но взял вольнослушателем.

-- Распознал ваш талант?

-- Что-то почувствовал. Он потом мне часто помогал. На консультациях я сидел вместе с Андреем Тарковским, который второй раз поступал к Ромму. Поступал и Василий Шукшин, но я его очень боялся. Мне казалось, что он более блатной, чем я, но потом выяснилось, что он просто нахватанный. В "Калине красной" – чепуха, его героя никто не убил бы, если б он никого не заложил. Шукшин ходил в гимнастерке и синих галифе. Это такая крутая одежда была. Он был такой… прищуренный. Когда Ромм перестал читать у нас лекции, я вынужден был уйти. Закончил Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии. Начал работу ассистентом на съемках фильма "Убийство на улице Данте", потом служил на флоте.

-- Вы поставили картины о Троцком, о Бухарине. Вас интересует политика?

-- Нет, не политика. Меня интересует жанр – трагедия. О современной трагедии никто не снимает кино. Бухарин – трагедия слабой личности. Троцкий – трагедия сильной личности.

-- Принято считать, что политика – грязное дело. Отразилось ли это, по-вашему, на личностях Троцкого и Бухарина?

-- Конечно, и на современных политиках тоже. У меня даже был конфликт с женой Бухарина, Лариной, которая считала, что я его неправильно показал в своем фильме, и настаивала на том, чтобы были вырезаны некоторые эпизоды, например, как он двурушничал. Я отказался, сказав, что Бухарин принадлежит не ей, а истории. Кроме того, у него было три жены, а она – последняя. И что было бы с картиной, если бы все жены вмешивались с претензиями? Она рассердилась. Ей хотелось, чтобы я канонизировал Бухарина, а мне было важно открыть его слабую изменчивую душу. Не потому, что я его осуждаю, он был талантливый человек…

-- Есть ли у вас свое определение человеческого счастья?

-- Главное счастье в жизни – любить женщину, а другое счастье – творчество.

-- Вы спорите в своем творчестве с великими?

-- Я об этом не думаю, когда снимаю. Чего спорить – надо снимать. Потом разберемся.