На экраны выруливает долгожданный "Водитель для Веры", картина Павла Чухрая, в июне получившая главный приз сочинского "Кинотавра". С ее появлением уже можно говорить о том, что в наше кино наконец возвращаются его фирменный уровень и качества, за которые его любил, по которым ностальгирует массовый зритель...
Фильм Павла Чухрая выходит на экраны
На экраны выруливает долгожданный "Водитель для Веры", картина Павла Чухрая, в июне получившая главный приз сочинского "Кинотавра". С ее появлением уже можно говорить о том, что в наше кино наконец возвращаются его фирменный уровень и качества, за которые его любил, по которым ностальгирует массовый зритель. И происходит это уже не в единичных прорывах наподобие "Возвращения" или "Кукушки", а в том, что называют "мейнстримом" – главным руслом российского кино.
О высочайшем профессионализме Павла Чухрая, создателя "Вора" и оскаровского номинанта, можно не распространяться – он очевиден, я его отмечаю только потому, что именно кинопрофессии более всего пострадали от малокартинья. Тщательность, с которой воссоздана канувшая в вечность эпоха, скрупулезная проработка характеров и умение через них создать внутреннее напряжение – в наших новых фильмах пока редкость. Эти умения чаще заменяются игрой света и монтажа, что свидетельствует о рекламном опыте режиссеров, но отсекает любую историю от реального мира, делая ее подобием разбухшего клипа (такие ленты снимаются десятками, от курьезного "Одиночества крови" до подражательного "Ночного дозора").
И это будет пересмотром сложившегося представления о легендарных 60-х, эпохе романтических надежд и веры в "коммунизм с человеческим лицом".
Фильм сделан как на одном дыхании. Режиссер умеет захватить внешне неважными деталями: многие кадры поначалу молчаливы, за людей говорят вещи, интерьеры, погоны, само молчание с бездной его оттенков. Чухрай актеров берет таких и задания им дает такие, что и в молчании чувствуешь нечто нависшее и грозное. Нет ни одного эпизодического персонажа – важен каждый: каждый, кроме личной, несет в себе государственную функцию. Мы успели забыть об этой странности советского бытия – но так было. Расторопный генеральский адъютант капитан Савельев (предельно органичный, как всегда, Андрей Панин) – не только адъютант, но и тайный сотрудник органов, о чем генерал может только подозревать. И горничную Лиду (Екатерина Юдина) в генеральский дом прикомандировали не просто так. И в рабочих, что пришли дезинфицировать дачу, видна какая-то другая выучка. И красивого шофера Витька (Игорь Петренко) из отборных кремлевских курсантов взяли не только потому, что он мог бы составить счастье дочке-хромоножке, – заодно у адъютанта из органов появится новый осведомитель. Любого можно, если нужно, прижучить, шантажировать, пустить в расход, размазать по стенке – ибо у каждого есть свой "скелет в шкафу", своя вина перед государством. Каждый это знает и потому в каждом живет опасение. Даже в уверенном в себе генерале.
Игорь Петренко, которого уже окрестили русским Томом Крузом, пока, слава богу, не настаивает на своей роли секс-символа, но предъявляет серьезные актерские потенции, в ключевых сценах доходя до трагедийного накала, причем молчание и у него оказывается важней и выразительней слов. Его Витек, детдомовец, в армии впервые узнавший вкус хоть какой-то жизни, к этой жизни словно примеривается, ощупывает шансы, открывшиеся ему благодаря его мужским статям. А поняв, зачем его взяли в генеральский дом, без особых мудрствований, но явно мучается двусмысленностью своего положения и постоянно находится в процессе мучительного выбора. Он-то и оказывается в точке пересечения сразу многих сил – столь многих, что приходит на ум упрек в драматургической перегруженности сценария. По воле генерала парню нужно укротить до предела взвинченную Веру – та беременна, давно отчаялась и в любой момент готова взорваться, стать неуправляемой; влюбленная в Витька Лида пытается отвадить его от "брака по расчету"; "органы" хотят убрать генерала и видят в шофере удобного стукача, а вся генеральская дача становится одним из эпицентров вечной борьбы между "гэбэшниками" и "армейскими". Эта сверхплотность создает в финале ощущение искусственности, чрезмерной выстроенности развязки – даже при том, что фильм заканчивается многоточием, и о дальнейшей судьбе слишком много узнавшего Витька можно только догадаться.
Эту искусственность усугубляет и неизбежное предположение: а что, если Вера предстала бы не в облике утонченно красивой Алены Бабенко, а была уродиной, – остался бы тогда Витек таким благородным, стал бы рисковать жизнью ради чужого ребенка, испытал бы святое сочувствие к ближнему? Надо признать, что в интересах зрелищности фильма авторы предельно облегчили герою путь к душеспасительным решениям и тем неосознанно приблизили картину к типу коммерческого триллера с погоней и падением лакированного ЗИЛа в пропасть.
Но это осознаешь только после финальных титров, разбираясь в том, что вдруг помешало тебе в такой сильной картине испытать настоящий катарсис.