Мечи, сандалии и Брэд Питт: почему «Троя» до сих пор один из самых эффектных исторических блокбастеров?

Гнев, кинематограф, воспой Ахиллеса, Пелеева сына

После того как «Гладиатор» с триумфом прокатился по Голливуду и мировым экранам, студии возродили жанр пеплума, охотно снарядив боевые колесницы. Такого взлета «меча и сандалий» не видели с плодотворных 50-х, когда Голливуд (и итальянская кинематография тоже) сосредоточил все мощности на сюжетах о греко-римской древности. Если эпоху Возрождения называют возвратом к античности, то нулевые стали ее киноэквивалентом – студиям вновь открылся богатый мир эллинского наследия. Заложить крупный бюджет для «Спартака», «Юлия Цезаря», «300 спартанцев» или «Александра» было правым делом. 

Именно этот ландшафт предопределил выход «Трои» – масштабного эпика о походе ахейских греков на Илион. Поэма Гомера, крупнейший эпос в истории литературы, посвященный Троянской войне, обычно интересовал кинематографистов не так страстно, как его приключенческое продолжение – «Одиссею» экранизировали чаще, чем историю десятилетней осады Трои. Понятно почему: странствия Одиссея с их искушениями, тоской и экзотикой – материал более податливый для экранов, чем воспевание затяжной баталии за город-крепость. Правда, не для режиссера Вольфганга Петерсена, известного по таким хитам, как «Эпидемия», «Идеальный шторм» и «Самолет президента». Кому как не ему, не понаслышке знакомому с масштабами, доказывать, что троянская эпопея может реактуализироваться кинематографом, а не только устным языком рапсодов. 

Кадр из фильма «Троя»

Илиада с человеческим лицом

Охват событий и военных участников в «Илиаде» так широк, что не знакомый с первоисточником наверняка впадает в ступор. Мало одних ахейцев и троянцев – в поэме участвуют и олимпийские боги, выбравшие себе любимчиков и вставшие на их защиту (Зевс, Аполлон и Афродита помогают троянцам, Гера, Афина, Гефест – ахейцам). Сценарий «Трои» пошел по пути наименьшего сопротивления, полностью убрав линию с богами – война осталась уделом людей, ведомых эмоциями, похотью и гневом. При этом формально лента Петерсона сохранила верность гомеровскому эпосу, положив в основание конфликта дерзость принца Париса (Орландо Блум) – он саботирует мирное соглашение между Спартой и Троей, похищая Елену (Дайан Крюгер) – жену спартанского царя Менелая (Брендан Глисон) – и тем самым окончательно разрушая хрупкий мир. После вероломного предательства Менелай заручается поддержкой, и ахейские корабли со снаряженными воинами плывут по Эгейскому морю осаждать Трою. 

Голливудские сценаристы, разумеется, меряют Троянскую войну человеческим аршином. В «Трое» нет давления судьбы и слепой воли богов, хотя герои и чувствуют их присутствие. Картина Петерсона спускает конфликт с небес до величин, понятных каждому: героями верховодит любовное влечение с вытекающими из него побочными эффектами, включая вожделение, ярость и неодолимую ревность. Так, важным драматическим центром становится любовь Ахилла (Брэд Питт) к наложнице Брисеиде (Роуз Бирн), которая в поэме обозначена пунктиром, а если точнее, не выходит за рамки отношений господина и рабыни. Однако же какое развлекательное кино бывает без сильных чувств – здесь страсти разгораются всерьез. 

Вольфганг Петерсен и Брэд Питт на съемках фильма «Троя»

Эллада на Голливудских холмах

Излишняя «голливудизация» не могла не встретить критики. Все, от простых зрителей до знатоков-эллинистов, подтрунивали над фильмом: за одномерных и карикатурных персонажей (не устроил даже Брэд Питт в великолепной физической форме), хлипкую повествовательную канву, да и в целом – насколько Петерсон умеет снимать дуэли и армейские ряды (даже если они компьютерные), настолько же неспособен создать химию между героями. Актеры – даже те, по ком не прошлась критика (а это Брайан Кокс в образе Агамемнона, Шон Бинн в амплуа Одиссея или воплощающий Гектора Эрик Бана) – все равно выглядят современными людьми, которых снарядили в доспехи и заставили отчеканивать гомеровские строки. 

Брэд Питт в роли Ахилла на кадре из фильма «Троя»

Мощной рекламной кампании и литых мышц оказалось мало, чтобы превратить Ахилла в Максимуса из «Гладиатора» – в кои-то веки показную брутальность Питта не оценили. Впоследствии актер сам признавал, что опыт съемок его не удовлетворил, а дорабатывать в «Трое» пришлось по обязательству. Возможно, фильму и впрямь не хватило указующего перста богов – эпик Петерсона открывал магию лос-анджелесских холмов, но никоим образом не олимпийских. 

Да и потом историческое кино не только рассказывает о прошлом, но и подспудно репрезентирует настоящее. Идеологические модели «Трои» показались критикам очевидными: поход ахейцев нашел сходство с американской интервенцией в Ирак (злая ирония в том, что ленту Петерсона снимали в 2003 году параллельно реальным военным действиям – вот он, мостик вечности между сказителем Гомером и нашим проблемным веком). Очень быстро неопеплум в метких замечаниях философов и социологов превратился в голос нового американского империализма – и не суть важно, что между древними царями Эллады и администрацией Буша пролегала целая пропасть. 

Орландо Блум в роли Париса на кадре из фильма «Троя»

Поэмы слепца на языке зрелищ

А что действительно дало свои плоды, так это труд художников и супервайзеров по спецэффектам. Визуальная составляющая «Трои» с ее показным голливудским блеском сделала картину одним из главных блокбастеров нулевых. 170 млн долларов – приличная сумма для тех лет, с умом и знанием дела вложенная в батальные сцены у стен Трои, где мирмидоняне и троянцы резали друг друга. И, конечно, не забудем два других знаменательных эпизода – дуэль между Ахиллом и Гектором и стратагему с троянским конем, ставшую образным символом «Илиады» (правда, у Гомера нет ни строчки об этой ахейской хитрости – все дело рук его последователей). 

Там, где фильм спотыкался об исторические факты и ставил крест на правдоподобии, приходила звенящая помпезность экшена – компенсация перед историками по-голливудски. Да, Петерсон непозволительно мешал эпохи, как археолог Генрих Шлиман слои земли, когда вскапывал Трою: конницы во времена битвы за Илион еще не было, а сражались тогда не со стальным оружием, а с бронзовым, ну и много других ошибок – легких мишеней для историков и любителей посчитать пуговицы на мундирах. Но и эти просчеты, в сущности, не помешали «Трое» стать мощной кинематографической машиной и доказать, что громоздкий список кораблей вполне можно уместить в одном кадре. 

Эрик Бана в роли Гектора на кадре из фильма «Троя»