"Фанатик" Генри Бина - сенсация недавнего Московского фестиваля - вышел в российский прокат. Режиссер известен в Голливуде как специалист по дописыванию и шлифовке сценариев, что у них там, между прочим, является весьма престижным занятием. Он работал с первыми лицами американской режиссуры, и, хотя его имя в титрах их фильмов иногда не значится, именно его вклад в сценарий часто считается основным...
На мой вопрос о том, что же его подвигнуло в пятьдесят с лишним не отдать свой сценарий кому-нибудь из маститых для постановки, а сделать режиссерский дебют, он ответил, что "этот" сценарий он не мог бы доверить поставить никому кроме себя, "несмотря на то, что, наверное, кто-то сделал бы лучше". Сам из ортодоксальной еврейской семьи, Бин, как большинство современных нью-йоркцев, спокойно относится к соблюдению строгих правил религии, в субботу работает, если нужно, в синагоге не пропадает. От этого однако ему не становятся менее близки проблемы еврейства. Название фильма "The Вeliever" переводится как "верующий", но, когда Бина спросили на пресс-конференции в Москве, не возражает ли он против названия, данного российскими прокатчиками, он сказал, что "фанатик" – именно то, что надо. Когда-то, еще в 60-е годы, в "Нью-Йорк таймс" была опубликована статья о неофашисте, который поклялся, что если кто-нибудь узнает о его еврейском происхождении, он покончит с собой. И – после публикации разоблачительной статьи – выбросился из окна небоскреба. Она и послужила основой для сюжета сценария Бина.
Бин сделал картину страстную, сильную, полемическую, бесстрашную и бескомпромиссную, бросив вызов сегодняшним американским фашистам, юдофобам и расистам. Скроенная по меркам американского кино, она в то же время по-европейски многослойна.
Это фильм-диспут, и это фактически фильм-монолог. Главное достоинство "Фанатика" – Райан Гослинг, исполнитель главной роли Дэнни Балинта, фанатика-фашиста, фанатика-еврея с горящими глазами, бывшего ученика ешивы, а ныне одного из лидеров неофашистской организации. Актер настолько техничен, легок и естественен, что только диву даешься – ведь это его первая роль. Камера неотступно следует за ним. Кажется, нет ни одного кадра, в котором бы не присутствовал страстный, яростный, агрессивный, грубый, страдающий Дэнни, который ведет бесконечные споры с окружающими и с самим собой. Он глубоко толкует тору и в то же время избивает еврейского мальчика, он горячо доказывает что-то учителю ешивы и с той же страстью яростно защищает лозунги неонацистов, он издевается над посетителями кошерного ресторана и не может не сочувствовать жертвам Холокоста, он громит синагогу и одновременно бережно прячет от осквернения сакральные абритуты… Дэнни еле сдерживает слезы, когда старик-еврей на сеансе терапии, куда бритоголовых после устроенного ими погрома отправили "на перевоспитание" (нелучший, кстати, сюжетный ход), чтобы они прониклись душераздирающими историями жертв Холокоста, рассказывает о том, как гитлеровцы во время Второй мировой убивали его маленького сына. Но он одновременно ненавидит и презирает и этого несчастного старика, и всю нацию за трусость и пассивность перед лицом фашизма. Он до такой степени "на пределе", что, кажется, вот-вот взорвется.
Когда Дэнни было 12 лет, он затеял теологический спор с учителем еврейской школы, и, будучи крутого нрава, ушел из школы, хлопнув дверью, решив сам со всем разобраться. Спор он продолжил – но ведет его теперь с самим собой, 22-хлетним скинхедом, проповедующим антисемитские теории, на майке которого – во всю грудь свастика.
Проблема Дэнни в том, что, как человек яркий и незаурядный, он не может жить по правилам. Воспитанный в ортодоксальной еврейской семье, он не хочет подчиняться навязанным ему порядкам. Его раздражает внешняя атрибутика религии, он восстает, не желая признавать себя евреем. Глубоко понимая и принимая иудаизм, испытывая боль за многовековые унижения и страдания своего народа, он не хочет подчиняться еврейским традициям – ведь не он сам сделал выбор, иудаизм был ему навязан от рождения. Другое дело, что жизнь подставила ему ловушку: отказавшись от одних правил, он попал в капкан других – его талант оратора, способность убеждать, увлекать за собой использует неонацистская организация. Но сюда он пришел сам, этот выбор он делает по своей воле, здесь он чувствует себя свободным. Проповедуя антисемитизм, он постоянно живет под угрозой того, что откроется его происхождение, с одной стороны, с другой – мечется, раздираемый внутренними сомнениями и противоречиями.
Подготовив со своими бритоголовыми соподельниками взрыв в синагоге, Дэнни делает единственно возможную вещь – действуя не только по законам кинематографическим, но и по законам элементарной человеческой логики – ему из всего этого не выпутаться, а жить с раздвоенным сознанием невозможно – он предотвращает взрыв ценой собственной жизни. Весь короткий путь Дэнни по жизни – это прямая дорога к саморазрушению и самоуничтожению. Но и на этом он не останавливается. Уже после смерти, на каждом пролете лестницы, ведущей в ад (?), он сталкивается со своим учителем и продолжает тот самый бесконечный спор.Изрядная публицистичность, прямолинейный нажим и лобовая полемика – иногда до заболтанности (очевидно, это издержки "сценарного" происхождения режиссера) – не заслоняют, однако, всех достоинств режиссуры, динамичной, современной, агрессивной. При том, что то ли Дэнни-Гослинг увлек Генри Бина настолько, что он "забыл" про остальных, то ли актер настолько талантлив, что всех "переиграл" – но "группа поддержки" в лице звезд Билли Зейна и Терезы Расселл, фашистки-интеллектуалки, не говоря о вялом журналисте (Гленн Фицджеральд), ведущем свое расследование (надо было тянуть "Нью-Йорк таймсовскую" "линию разоблачения"), или о свиноподобных подручных Дэнни по уличному разбою, не в состоянии создать поле, которое помогло бы вывести проблему самоидентификации в проблему социальную. Любовная линия (роман с дочкой вышеупомняутой фашистки) тоже не перебивает полемическую.
После грандиозного успеха в Сандэнсе, главном национальном фестивале, где "Фанатик" получил Гран-при, казалось, что фильму прямая дорога в кинопрокат. Путь, однако, оказался тернистым. Американские дистрибьюторы рисковать не любят, к чему им "опасные темы". "Парамаунт Классикс" была близка к покупке, но в последний момент передумала, и было решено показать "Фанатика" в сентябре по кабельному телевидению. Параллельно картина завоевывала признание в Европе, где она после московского триумфа, особенно очевидного на фоне еще одного "триумфа", скандальной попытки реанимации в Питере Лени Рифеншталь, киноидеолога гитлеризма (Гран-при ХХIII ММКФ, чем продюсеры, кстати, очень гордятся, даже заказали несколько копий с "Золотого Георгия", чтоб у всех были), прошла по разным фестивалям. И лишь в январе 2002 года "Фанатик" стараниями "Independent Distribution Partnership" (IDP) выйдет в Штатах в ограниченный театральный прокат. Так что, наши зрители смотрят ее на полгода раньше американских.
Но если вопрос, вернет ли компания "Fireworks", главный финансист картины, деньги в нее вложенные, остается пока открытым, то, что славу "Фанатик" принесет и полемику вызовет, очевидно. Левая западная критика, например, уже нападает на Бина за то, что фашист у него и на человека похож, и личность сомневающаяся, и, более того, вызывающая сочувствие. Не замечая всей мощи антифашистского заряда ленты, особенно важного на фоне крепнущего единства бритоголовых всего мира, на фоне еврейских погромов, устраиваемых ими то тут то там, на фоне не теряющей для молодежи привлекательности теории "сильного человека".