Интервью с Павлом Руминовым

К изумлению тех, кто видел «Мертвых дочерей», следующим фильмом Павла Руминова стала эксцентрическая комедия «Обстоятельства», камерная история про мужа, который подозревает, что его жена стала зомби после того, как он попытался ее убить. Мы решили узнать, куда подевался хоррор-Руминов и откуда взялся комеди-Руминов, сделавший этот симпатичный и совершенно неожиданный для отечественного кино фильм.

- «Обстоятельства» – вам не кажется, что это не особенно угарное название?

- Сначала фильм должен был называться «Моя жена – зомби». Я помню, мне тогда сказали, что хоть фильм и не снят и даже не запущен, прокатные отделы уже сразу захотят иметь с ним дело. И в эту секунду я решил, что этого названия не будет. Мне бы не хотелось ассоциироваться с насилием на экране. Может быть он соберет меньше денег из-за названия. Но для меня этот фильм был терапией. Я вообще-то не смотрю фильмов про зомби. Я вспоминаю, когда я это смотрел – это был очень тягостный опыт, я смотрел какого-то Фульчи или Ардженто, у меня было ощущение, что моя жизнь утекает сквозь пальцы. Что я один, что я не творю, что я долбаный киноман. У нас не было задачи сделать зомби-флик.

- Если не было задачи сделать зомби-флик – как эта идея появилась и как долго вы работали над «Обстоятельствами»?

- Эта история заняла два года и несколько месяцев от того момента, когда мы сели с моим соавтором на кухне. Когда я закончил «Мертвых дочерей»… Я никогда не планировал оказаться среди надежд любителей хоррора, тогда я просто дал себе немножко сойти с ума и включиться в эту игру. В ходе которой мои продюсеры даже не потеряли денег. И я подумал после этого, что хочу снять маленький фильм в одной комнате. Хочу не контролировать так много, пустить больше других людей в это пространство и посмотреть, что получится. Был очень четкий список, чего я не должен делать.

- Например?

- Все, что связано с «Дочерьми». Мне хотелось сделать совсем другое кино, непритязательное и старомодное – «Игры джентльменов» /Ladykillers, The/ (2004) или «Человека в белом костюме». Я актерам объяснял, что с первой секунды у них должно быть выражение лица, как у Клуни в «О где же ты, брат». Я решил снять фильм, где не будет ни одного атмосферного кадра…

Я хотел просто сделать фильм, который можно было бы дать в кинопрокате тому, кто посмотрел «Мертвых дочерей» и страдает от него похмельем. Задача была простая: либо фильм развлечет, либо нет. И это очень сложная задача, особенно в России. Даже на «Дочерях» я отчасти должен был делать атмосферный фильм, поэтому «Дочери» были таким «Донни Дарко».

- По-прежнему нет продюсера, который скажет «Я хочу чистого жанра»?

- Мне, слава Богу, это больше не интересно. Я вообще надеюсь, что если Бог пошлет мне возможность как-то зарабатывать, то «Обстоятельства» – мой последний фильм в общепринятом смысле слова. Ведь фильмы в кинотеатрах – это только один из аспектов кино, как опера только один из аспектов музыки, а йогурт не все, что можно сделать из молока. Индустриальное кино – это только один из видов кино.
Я не получаю больше удовольствия от ожидания, понравится мое кино или нет. Мне не нужно теперь никому ничего доказывать. Я умею начинать и заканчивать фильмы. Оба раза я брал деньги и собирал группу. Но это не то, что в детстве приносило волшебство в мою жизнь. А если волшебство уходит, стоит остановится и задуматься. Я так и сделал.

- А в чем разочарование?

- Нет никакого разочарования. Во всем есть смысл. Можете назвать меня для удобства человеком, который обратился к адвайте. Адвайта видит мир, как этот стол. Он неделим. Все, что происходит в жизни – это только опыт. Ни хорошо, ни плохо. Развитие мира связано не с тем, откроют ли «Макдональдс» в Северной Корее. Вряд ли это можно считать критерием прогресса. Прогресс всегда был связан с тем, насколько мы становимся свободнее. Мы сами не осознаем, как с Ютюбом, с новыми возможностями, человеческое сознание, загнанное в рабство на тысячелетия, освобождается. Кино идет к самодостаточности. Конечно, есть этот соблазн – снимать крутые фильмы, чтобы они всем нравились, но it doesn't work. Это больше не работает для меня. Эгоистическое безумие, которое царит в кинопроизводстве, превращает самых тонких и добрых людей в роботов.

Шопен не нуждался в оркестре, было достаточно просто фортепьяно. Мне теперь достаточно цифровой камеры, а блог стал моим кинотеатром. Кинематографист или, как называл кинохудожника один итальянский теоретик, «экранист» может сегодня создавать свои произведения c независимостью поэта, художника или мастера икебаны.
Вот мое кино сегодня:

- А что работает?

- Для счастья не нужно особых приспособлений. Способность дышать и видеть сама по себе чудо. Хотя бы на минуту остановите поиск, борьбу, выключите голос в голове, и все придет само. Каждый почувствует это, если проверит.

Да, я раньше думал, что фильмы важны, а сейчас я четко понимаю, что конечно они важны, я в них видел себя, но они не важнее, чем что-либо другое. Это просто один из моментов жизни. Мы смотрим кино, потому что не медитируем, потому что хотим уйти от проблем, от жены, от работы, от каких-то навязчивых ожиданий, и кино в этом смысле работает как медитация. Поэтому я его снимаю. Но прокручивать вот это все в голове: получится или нет? О чем будет следующий фильм? Талантлив я или бездарен? Это полная чушь. Я в этой глупости пребывал, конечно, но мне повезло. Поэтому я хочу через ваш сайт передать привет тем, кто меня опускал. Я не знаю, можно ли было рассчитывать на большую благодарность. В этом смысле «Дочери» были идеальным опытом: продюсер не потерял денег, а я наконец проснулся. Вернее, просто приокрыл глаза. Но это было достаточно, чтобы все полностью изменилось.

- Хоть вы и говорите, что у вас не было задачи всем понравиться, фильм выглядит так, словно вы хорошо подумали именно об этом, чтобы для каждого в нем была какая-нибудь приятная конфетка.

- Ну да, нет сомнения, что на DVD этот фильм будет иметь хорошую судьбу. Вот я смотрю на свою полку, там есть фильмы, к которым ты обращаешься, когда есть желание поговорить.

- А какие это фильмы, кстати?

- Это фильмы, в которых нет агрессивного самовыражения. Понимаете, я не уверен, что фильм «Укол зонтиком» менее великий, чем «Сияние». Они оба назойливые и суматошные. Этот фильм похож на объятия, на физический акт. Если «Дочери» действительно содержали много интеллектуальных уровней, были невероятным гибридом высокого и низкого, небесной гитары Трея Ганна и воздушной музыки Саши Иванова и каких-то дешевых хоррорных эффектов, то здесь я просто думал о кино, которое не кусается, оно безопасно и не говорит «разгадай меня». Это такой близкий человек, который говорит: «Хочешь, я сделаю тебе кофе? Налью тебе ванну…» Вот есть такие фильмы. У меня это «Случайный турист», «Крамер против Крамера». Мне 34 года, у меня ребенку почти 5 лет. Фильм «Обстоятельства» заканчивается тем, что рождаются дети, может быть следующий будет о воспитании? Вот черт! На «Обстоятельствах» была все-таки такая здоровая, живая атмосфера, что я продолжаю думать о том, чтобы снять еще один «нормальный» фильм.

Удивительно, кстати, заканчивая фильм, я понимаю, что первые 20 минут – вообще не канают, не работают. Мы еще примерялись, мы еще искали. Просто коммерческая система не дает мне вырезать двадцать минут, но они мне не нравятся. А так бы я там текст сценария поставил вместо кадров.

- А мне как раз очень нравятся первые двадцать минут.

- Мне приятно это слышать, но вы меня не обманете. Я же смотрел фильм чаще! У нас тут была встреча молодых режиссеров с Аронофски, ну и он говорит: первые двадцать минут «Рестлера» – нормальные, а дальше – ну фильм и фильм, мне он не очень нравится. Я его понимаю. Просто мы же не можем не выпустить фильм, если он не очень нравится. Это как пельмени. Один раз хуже, другой лучше. Просто мои пельмени два года надо готовить, и очень много ставок на это.

- Какой у «Обстоятельств» производственный бюджет?

- По-моему, мы не вышли за полтора миллиона долларов.

- А я, честно говоря, думал, что еще меньше.

- 98% того, что рассказывается о кино – не соответствует действительности вообще. Если фильм понравился, значит – «О, все в одной комнате, это как у Хичкока». Если фильм не понравился – «О, одна комната, хотели по-быстрому срубить бабла в условиях кризиса». Фильм снимался до кризиса задолго. Бюджет – это целая научная дисциплина, все вообще по-другому. Натура, эффектная съемка с вертолета – это все не обязательно очень дорого. Никто ведь не знает, сколько материала в корзине, сколько времени требовалось на то, чтобы добиться простого эффекта, чтобы, я не знаю, актер улыбнулся, вызвал у тебя смех.

Это был мой первый фильм c Urom Union Cinema и продюсером Юрием Чечихиным, который помог создать на проекте очень творческую, конкструктивную атмосферу. Мы не торопились с выбором актеров, с разработкой сюжета, раскадровкой и поисками общей тональности фильма. Не было той искусственной параноий, которую по недоразумению считают неотъемлемой частью создания фильмов.
Я работал так: сначала стори-борд (раскадровка), видеоборд (живые люди, снятые на видео и «играющие» за будущих актеров), потом репетиция с двойниками, потом репетиция с актерами, и так в каждой сцене. Часто говорят, что режиссер больше внимание уделяет камере и не обращает внимание на актеров или наоборот. Но правда состоит в том, что внимание нужно уделять всему, из чего рождается фильм. Это не всегда получается, но этот единственный реальный путь – согревать вниманием и осознанностью все, что ты делаешь. Иногда даже начинает казаться, что цветная капуста в кадре тоже «играет», тоже создает образ. И чем больше ты уделяешь ей внимания, тем лучше она играет!

Я снимал в одной комнате, но мне нужно было впервые в жизни хоть чуть-чуть добиться того, что я планировал. Фильм не стал от этого супермалобюджетным. У нас хорошие профессионалы работали, стоили нормальных денег.

У нас не было кастинга, я ходил в театр, если мне нравился актер – мы начинали с ним говорить. Именно говорить, общаться, флиртовать с идей сделать фильм вместе. Мы довольно много тратили уже здесь – мы не торопясь выбирали актеров, и продюсер принял это. Юра – светлый, живой человек. Мне было сложно сокращать фильм, но я искренне хотел это сделать, потому что обещал Юре, что фильм не будет двухчасовым.

- Есть такая штука, которая очень редко встречается в русском кино – это среда. В вашем кино это есть, вы построили комнату, которая работает сама по себе. Есть ощущение, что каждый предмет на своем месте…

- История была такой. Внутренний голос почему-то говорит, что я должен снять актерский фильм. Я пошел в лучшие театры, хотя я никогда не делал этого раньше, я был мувигиком. Посмотрел много спектаклей, это был невероятный опыт. Полина Кутепова, Лена Морозова, Илья Любимов, Миша Крылов, Денис Суханов просто раскололи мое сердце. Я смеялся, плакал, проживал уникальные, неповторимые минуты. Я не приглашал их на «кастинг», не подгонял их под типаж в голове. Я просто надеялся, что мы сможем поработать вместе и обогатить друг друга. Так и случилось. То, что мне подарили эти актеры я уже не смогу потерять.

Актеры в русских фильмах обычно очень сдержаны, реалистическая манера противоположна тому, что делал Гайдай в своих комедиях и тому, что можно увидеть в «Обстоятельствах». Я хотел, чтобы пластический гэг был частью нашего фильма, чтобы не было никаких дорожных знаков у нас в голове: типа это можно, а это нельзя. И декорация должна была работать на это. Мы держали в голове фильмы шестидесятых, но ни на что конкретно не ориентировались. Мы создавали атмосферу. Например, мы нашли чудесного итальянского повара, c которого мы делали образ Миши Крылова. Я понимал, что наша комедия должна сделать нас счастливыми прямо сейчас, на съемочной площадке. Мы должны проснуться сами, если хотим разбудить хоть кого-то из зрителей. Поэтому я и раздевался, и рот заклеивал скотчем. Это было как цирк или детский сад, в котором я чувствовал себя авиадиспетчером. В том смысле, что параллельно нужно было за многим следить и многое контролировать. На этом перекрестке детской радости и взрослой ответственности мы и нашли сердце фильма.

И вот еще, чего я хотел от фильма: в шестидесятые годы еще кино не было таким фактурным. Было много декораций, картона. Со временем Фридкин вышел на улицу, появились «Беспечный ездок» и «новая волна», все эти ребята стали снимать на улице. А я хотел сделать именно нефактурный фильм. Абсолютная противоположность «Дочерям», где был миллион объектов и многое не вошло в фильм.

- У вас есть фильм в фильме – телепередача «Последний киносеанс». Какое кино там показывают?

- Я там снимаюсь, ты меня узнал? Это кадры из разных фильмов. «Корабль слепых мертвецов» и еще что-то вроде «Ночь голодных зомби». Но видишь, в Италии тоже не снимают больше про зомби. Жанровое кино там тоже умерло. Ну, и ладно. Что-то новое родилось.

- Да, ужас. Ромеро снял «Дневники мертвецов»…

- Кто-то хвалил, я не видел. Я смотрю романтические комедии – «Папе снова 17», «Предложение» Сандры Буллок. Я неожиданно обнаружил для себя, что это очень освежает, когда старое «я» умирает, и у тебя больше нет старых планов, ты свободен от этого. Я больше не хочу быть великим автором. Это была глупая идея, хотя она, конечно, помогла мне вырваться из Владивостока. Абсолютно во всем есть смысл. Бог только помогает нам, хотя мы долго не можем в это врубится. Я очень хотел бы снимать такие фильмы, с Сандрой Буллок. В следующем своем фильме я поставлю продюсеру только одно авторское условие: все будет так, как хочет продюсер.