Не все поймут, немногие вспомнят: рецензия на фильм «Саван» Дэвида Кроненберга

«Отец боди-хоррора» пропал с радаров почти на 10 лет. В 2014-м вышел фильм «Звездная карта», после него затишье, а в 2023-м миру явились «Преступления будущего» — сборник лучших хитов Дэвида Кроненберга, который, как и раньше, без страха смотрит в будущее. Перерыв Кроненберг сделал, потому что его жена Каролин Зэйфман, с которой они были вместе 40 лет, умерла от рака. Режиссер рассказывал, что его первым импульсом было прыгнуть следом за ней в могилу, поскольку он не представлял жизни без Каролин. После трагедии наступил затяжной кризис. Кроненберг — атеист, поэтому поддержки в виде иллюзорных мыслей о встрече со своей любовью в следующей жизни у него не было. Как истинный творец, свои переживания он излил в «Саване» — фильме, который даже не все преданные фанаты режиссера смогли оценить. А зря, ведь это чистейшая кроненберговщина, без фильтров или примесей. 

После смерти Бекки (Дайан Крюггер) Карш (Венсан Кассель) — успешный технологический магнат – основывает компанию GraviTech, где на инновационных кладбищах тела усопших помещают в саван, через который можно наблюдать за тлением останков своих близких. Карш не готов отпускать жену, и контакт с тем, что осталось от ее тела, помогает герою не сойти с ума от горя. Но не всем технология приходится по вкусу, на кладбище нападают вандалы и шлют Каршу угрозы. Мужчина обращается за помощью к Мори (Гай Пирс) — гику-айтишнику, помогающему в расследовании разбоя. Поиски осквернителя наводят Карша на теории о том, что смерть его жены была запланирована злоумышленниками. 

Дайан Крюгер в роли Бекки на кадре из фильма «Саван»

Два часа разговоров о конспирологических теориях и погоня за запутанным клубком мыслей режиссера действительно многим могут показаться утомительными. Но Дэвид Кроненберг пришел в этот мир не за тем, чтобы снимать «однодневки» для Netflix, человек вводит зрителя в ступор с 1970-х, и к своим годам он не скопполился. Зрители и на «Видеодроме» плевались ядом, а через пару десятилетий кино укрепилось в культовом статусе. Но если «Видеодром» заглядывал в будущее и был слишком новаторским для 80-х, то «Саван» оказался сложным для восприятия, заглянув слишком глубоко в подсознание. Если привычное изображение скорби в кино — это переживание утраты глазами главного героя со всеми атрибутами горя (воспоминания, слезы, отрицание, депрессия, принятие), то в «Саване» это практически иммерсивный опыт погружения в голову автора. 

Венсан Кассель в роли Карша на кадре из фильма «Саван»

Хаотичный сюжет и бесконечные, рассыпающиеся на части диалоги изводят и утомляют, так же как и цикличные мысли человека, пытающегося осмыслить смерть своего самого близкого. Отпустив попытки анализа происходящего, можно запутаться в ворохе мыслей режиссера, но именно тогда фильм и раскрывается во всей красе. Ничего вокруг не имеет смысла, попытки осознать и принять трагедию приносят слишком много внутреннего дискомфорта, поэтому герой снова и снова цепляется за хоть какие-то улики, чтобы сохранить ощущение контроля. Не только над процессом разложения тела своей любимой, но и над причиной ее смерти. Бекка все еще является Каршу во снах, он видит ее в Терри — сестре умершей (Наоми Уоттс), а также в каждой, с кем успешно или безуспешно ходит на свидания. Осознание утраты так и не приходит, если такое вообще возможно. 

Сандрин Холт в роли Су-Мин на кадре из фильма «Саван»

Казалось бы, после двух часов наблюдения за разложением тела и попытками расколоть конспирологические теории из зала можно выйти либо раздавленным, либо взбешенным (второе, как мы выяснили по фестивальным рецензиям, вполне вероятный исход). Но, по сути, в сердце фильма пульсирует обнадеживающее и довольно убедительное ощущение того, что настоящая любовь существует. И за муками человека, пытающегося осмыслить болезненную трагедию, стоит чувство, которое, увы, не всем представится возможным испытать за отрезок жизни. Мы привыкли считывать его с нереалистичных ромкомов или драматичных монологов под дождем, поэтому идея того, что оно кроется где-то среди тлеющих останков и сумбурных диалогов, мягко говоря, непривычна. 

«Саван» еще долго будут ругать за не конвенциональную форму, случайно зашедшие на «триллер» зрители, скорее всего, сойдут с ума на месте, что значит одно – Кроненберг вернулся, не растеряв прежнего запала и новаторского взгляда. Кто еще, кроме канадского родоначальника жанра боди-хоррор, может снять детальное кино о смерти, которое будет способно наполнить сердце зрителя бескомпромиссным чувством любви?