Неоконченный роман

«Я не хочу делать кино просто для того, чтобы сделать кино, – отвечает режиссер Сергей Урсуляк на вопрос о том, почему он снова взялся за многосерийный фильм. – Оно не должно обязательно нравиться или пользоваться бешеным успехом, но мне нужно, чтобы это смотрели. В кино это возможно только тогда, когда в судьбе фильма принимает участие крупная прокатная компания или крупный федеральный канал. У меня нет той генеральной идеи, которую я могу предложить тем или другим. А телевидение при нормальном бюджете и нормальном отношении к тебе производящих структур – то же самое кино, просто показанное по телевизору».

Сюжет романа разворачивается в 1942-43 годах, основным событием которых стала Сталинградская битва. Роман многослойный с огромным количеством линий и действующих лиц. Но Урсуляк решил сосредоточиться на судьбе ученого Виктора Штрума, работающего над созданием атомной бомбы, его семьи, а также на отношениях между комиссаром Крымовым, Женей Шапошниковой и полковником Новиковым… И, конечно же, большую часть картинного времени займет сама Сталинградская эпопея.
«Уже в 88-м году, когда произведение было впервые опубликовано, – говорит Сергей Урсуляк, – я понимал масштаб этого романа, но у меня было ощущение его рыхловатости, недоделанности. Признаюсь, что он не стал моей настольной книгой. И после предложения канала »Россия« у меня были сомнения: поддастся ли роман экранизации. Но Эдуард Володарский сумел адаптировать книгу для кино».

Главный герой картины – еврей Виктор Павлович Штрум, талантливый физик-ядерщик. Ему предстоит сделать выбор: остаться верным науке и работать на ненавистного вождя или остаться верным своим убеждениям и быть уничтоженным морально, а может быть и физически, а также подставить под удар свою семью. Его роль исполняет Сергей Маковецкий, другие кандидатуры на роль Штрума Урсуляк даже не рассматривал: «Сережа – человек, думающий в кадре, умеющий говорить в кадре, понимающий, что он говорит в кадре. Я сразу понимал, что это сможет сделать только Маковецкий. Чтобы играть гениальность, нужно обладать бешеным талантом, как у него». Кстати, Урусляк никогда не проводит пробы. Даже с совсем молодыми актерами. Он с ними просто подробно общается.

Большая часть материала уже отснята в Самаре, под Рязанью и под Санкт-Петербургом. В Москве мы попали на съемки эпизодов, связанных с московской жизнью ученого и его семьи. По сюжету, они только что вернулись из эвакуации. Съемки проходили в одном из отселенных домов на Проспекте Мира, требующего даже не ремонта, а глобальной реконструкции. Большую трехкомнатную квартиру Штрума обустроили на последнем этаже: гостиная, спальня и кабинет хозяина – все достаточно скромно обставленно. Все окна заклеены бумагой крест-накрест – считалось, что стекла в этом случае не разбиваются при бомбежке. В прихожей за монитором располагается режиссер со своим бессменным оператором Михаилом Сусловым. Так как потолки в доме высокие, то и лестницы им под стать. Все, и актеры, и группа, выходя во двор подышать во время маленьких пауз, шутят, что вот на этаж ниже было бы в самый раз.

В первый день на площадке работают Сергей Маковецкий (Штрум), Лика Нифонтова (Людмила, жена Штрума), Полина Агуреева (Женя Шапошникова, сестра жены), Анна Михалкова (Марья Ивановна, подруга жены и женщина, с которой у Штрума взаимная симпатия и начало романтических отношений). За столом Виктор Павлович и Женя. Между ними завязывается разговор. Речь касается пришедшей в гости Марьи Ивановны. Женя, приехавшая из Куйбышева (сейчас Самара), видит Марью Ивановну в первый раз. Говорит Штруму: «А барынька-то в вас влюбилась». Тот отвечает: «Меньше всего ей подходит слово »барынька«. А она вам что, не понравилась?» На что Женя отвечает: «Я предпочитаю открытых стерв. Я совсем другая». «Да, вы совсем другая», – через паузу и с подтекстом отвечает Штрум. Задача героя ни в коем случае не выдать своей влюбленности в гостью. Поскольку речь идет о совсем тонких материях, много репетируют, все построено на оттенках интонаций, с которыми сказано несколько фраз, даже на длине пауз. Буквально через секунду после команды «стоп», Маковецкий уже у монитора, очень внимательно смотрит дубль, предлагает Урсуляку чуть-чуть изменить направление взгляда героя. Еще раз снимают. Снова смотрят. Сергей произносит: «Что-то сияло в очках». Урсуляк, как всегда серьезно, отвечает: «Это сияла мысль». Все смеются. Урсуляк в свойственной ему манере говорит: «Я понял, почему мы так долго снимаем. Взяли моду: все бегают смотреть свои дубли, вот и снимаем в два раза дольше». В это время вдруг звонит телефон. Урсуляк на всех удивленно смотрит. И неожиданно говорит: «А это оказывается у меня». Смеясь, обращается ко второму режиссеру: «Катя, передай мне по громкой связи, чтобы я отключит телефон».

Обед как таковой не объявляют, хотя еду на площадку привозят. Но все так увлечены, что, кажется, не хотят прерываться, если пауза не возникает сама по себе с перестановкой кадра. Сам Урсуляк перекусывает бутербродами, не отходя от рабочего места. За просмотром к нему присоединяется и Маковецкий, который предлагает сделанные ему бутерброды и другим. Все дружно едят и обсуждают сегодняшние сцены, вспоминают съемки в Самаре.

В следующей сцене за столом Людмила, а поодаль играют в шахматы Штрум с Женей. Обсуждают отношения Жени с Крымовым, ее бывшим гражданским мужем (Александр Балуев) и полковником Новиковым (Евгений Дятлов), ее новым возлюбленным. Женя приехала в Москву, потому что Крымов арестован, и она, как декабристка, каждый день носит передачи на Лубянку и собирается поехать с ним туда, куда его пошлют. Людмила против этой идеи сестры, и между ней и мужем возникает спор. Виктор Павлович нервно курит, до нас долетают его фразы: «Сейчас не 37 год… Мы думаем одно, а говорим другое…» Чувствуется, что он искренний, неравнодушный, эмоциональный человек, как будто забывающий в каком страшном времени он живет.

После этой сцены мы с Сергеем Маковецким и Ликой выходим во двор. Во дворе лежит местная кошка, которая тут же подбегает к Маковецкому и прыгает к нему на колени. Сережа объясняет, что кошку зовут Мусей, и что она все время с ним общается.

У Маковецкого с Урсуляком давний творческий роман. Уже шестая совместная картина. Он с увлечением говорит: «Роман грандиозный. И там невероятное количество судеб. Я прекрасно понимаю, что все объять невозможно. Поэтому, например, в картине не будет гетто. Но есть письмо матери… Можно сыграть это письмо. И это будет очень сильно. Есть правда жизни и правда искусства. Я не люблю словосочетание »как в жизни«, потому что художественное произведение – это художественное произведение. Ощущение меры, умение вовремя остановиться, умение точно поставить акцент, ни одной лишней запятой, ни одного лишнего троеточия – это и есть талант. Сегодня жизнь предлагает такие невероятные вещи, что мы перестали реагировать даже на трагедии. Поэтому снимать о человеческой душе, о том, что происходит с людьми сложно. Но надо!»

Впереди еще одна очень важная сцена. Режиссер периодически спрашивает у второго режиссера: «Что у нас там по времени? Успеваем? Еще можем?» Но несмотря на все это, обстановка по-прежнему благожелательная, никто не срывается и не раздражается. Маковецкий подтверждает, что никогда не видел Урсуляка гневливым: «У Сережи фантастический юмор. Я даже завидую ему, потому что сам взвинчиваюсь сразу. А уже когда сказал, тут же понимаю, что надо было отреагировать с юмором. А у Сережи молниеносная реакция! И он умеет так ответить и с такой иронией по отношению к самому себе. Бывает, что мы все чем-то расстроены. Но с его стороны всегда невероятное терпение со всеми нами. »Не волнуйтесь. Дубль не такой, значит, еще сделаем. И еще… И еще…«»

Анна Михалкова, которая отдыхает в вагончике перед съемкой своей следующей сцены, делится своими впечатлениями о работе: «Мне было лестно, что меня позвали в картину, хотя это совсем небольшая роль, потому что мне очень нравится Сергей Владимирович как режиссер и очень нравится материал. Мне было приятно работать со всей группой, и, естественно, с этими артистами. Я очарована Сережей Маковецким. Есть актеры, которых никак ни гримом, ни костюмом не перенесешь в какое-то время, а есть те, кто очень хорошо перевоплощается. Сережа из них. И у него такой интересный типаж, что он смотрится в любом времени».

Во второй день мы снова приходим на площадку и на лестничной клетке застаем Полину Агурееву, сидящую посреди лета в валенках. Снимают сцену приезда Жени из Самары, происходящую зимой 43-го года. День выдался очень жаркий. Все актеры мучаются, но Агуреевой хуже всех, потому что ей все время приходится надевать цигейковую шубку и смешную цигейковую шапку. Как только очередной дубль закачивается, Полина тут же скидывает с себя зимнее обмундирование, садится на лавочку перед дверью и пытается придти в себя. И так много раз…

В этот день смена Маковецкого закончилась в обед, все остальное время снимали сцены сестер. Когда очередная сцена закончилась, Урсуляк предлагает поговорить в кабинете Штрума. Это, пожалуй, самая добротная комната в доме с кожаным диваном, большим письменным столом – епархия серьезного ученого. Позади уже почти половина съемочного пути, но режиссер не спешит расслабляться: «Легче не стало. Может быть, стало даже еще тяжелее, потому что чем дальше в лес, тем больше дров. Выручают в первую очередь артисты и группа, в основном, проверенные временем люди. Артисты приносят живое дыхание и дают какой-то импульс. А вообще ничего радостного и полетного я не ощущаю. Все тяжело. Бывают секунды, мгновения, когда ты чувствуешь, что это получается. Но тут же приходит мысль: как это будет звучать в контексте остального, того, что не так хорошо получилось. Это же огромная картина. И рассчитать свои силы, возможности и ритмы картины на таком огромном пространстве очень трудно. Опыт тебе позволяет не пугаться трудностей, возникающих сию секунду. Но он не дает тебе возможности легко или левой ногой работать с ощущением того, что ты все знаешь. К сожалению, приходится рожать заново самые простые вещи. Предыдущий опыт ничего не решает, как и предыдущий успех».

На третий день съемки переместились на ВДНХ, к пруду возле бывшего ресторана «Золотой колос». Снималась сцена мирной довоенной жизни. Крымов и Женя катаются на лодке. Все, в том числе массовка, одеты в белые платья и костюмы. Похоже, что Балуеву досталась и лирическая линия. «Его бросила жена, вот и вся лирика. Мы снимали воспоминание о том счастливом времени, которое у них было, – рассказывает об эпизоде и о своем герое Александр Балуев. – Крымов ощущает себя человеком, отставшим от времени. Человеком, который со своими политическим докладами и выкладками никому не нужен. Идет тяжелейшая война, борьба за выживание, настоящая трагедия жизни, а он со своими конспектами… Он сам признается, что время его ушло. Вот это мне было интересно». Балуев не первый раз снимается в военной картине, поэтому добавляет, что это очень хорошая литература, а это время наиболее насыщено драматургией. Причем, не надуманной и не придуманной, как сейчас часто бывает. «Это реальные события и люди, которые попали под жернова этой истории». Так же, как и другие, Балуев не может скрыть своего отношения к режиссеру: «Это редкий случай, когда человек понимает, что он делает и зачем он это делает. И знает язык, которым он хочет сказать ту или иную вещь. Урсуляк – абсолютно актерский режиссер. Очень доверяющий актерам, любящий их и получающий взаимное уважение и любовь с их стороны».

Перед тем как актеры оказываются в лодке, Урсуляк говорит, что Балуев не плавает и что это серьезная проблема во всех картинах, где снимается актер. На что Агуреева заявляет: «Ничего, я плаваю за двоих. Если что, спасу». Атмосфера складывается расслабленная, и Урсуляк, который сам все время шутит, но однако успевает за всем уследить, говорит: «Ну, что такое, все время смеются, совсем распустились, как будто бы мы комедию снимаем». На некоторое время восстанавливается серьезность и тишина. Но ненадолго. Режиссер сам же первый нарушает это своим очередным ироничным замечанием.

Это, как говорят, киношники, крайние съемочные дни в Москве. Съемки продолжатся осенью и зимой в Ярославле. Осталось снять саму Сталинградскую битву. «Я думаю, что это будет еще сложнее, потому что сидеть в комнате и работать с двумя или тремя выдающимися артистами, проще, чем когда у тебя пятьдесят человек бежит слева направо, а сорок справа налево и стреляют друг в друга. Как правило, ничего не стреляет, и бегут вяло. Поэтому впереди ничего легкого я не жду», – улыбаясь, признается режиссер.