Рецензия на фильм «Приходи на меня посмотреть»

За день до Янковского дебютировал в режиссуре Александр Абдулов, показавший публике новую версию "Бременских музыкантов". Дом Кино был полным, как и провал. Актер в роли режиссера лишний раз доказал, что художественная часть не может создать художественное целое. О самом фильме сказать нечего, поскольку его просто нет. Есть концерт художественной самодеятельности на экране, где лучшую партию ведет генерал Коржаков в роли министра безопасности короля – он единственный знает свою профессию. Детей сводить можно, если не жалко, но самим лучше на экран не смотреть.

О дебюте Янковского-Аграновича говорить имеет смысл, поскольку это работа по крайней мере членораздельная. Фильм поставлен по пьесе Надежды Птушкиной "Пока она умирала". Пьеска из разряда "бенефисных" - три больших роли, и каждая годится для премьера или премьерши. История рождественская – о том, как старой деве под новый год приваливает счастье в виде еще более нового русского. Такого не бывает, но, с другой стороны, искусство часто и заключается в доказательстве невозможного. Дэвид Копперфилд проходит сквозь китайскую стену, Ричард Гир и Джулия Робертс под управлением Гарри Маршалла за полтора часа убеждают в том, что между миллионером и шлюхой может быть нечто более продолжительное, чем сексуальный сеанс. Талант плюс расчет – и никакого мошенства.

Актерского мастерства Янковскому не занимать, как Аграновичу – операторского, однако по-режиссерски досчитать от "А" до "Я" оба не могут. Если человек с букетом и шампанским ошибется адресом и вместо одной женщины увидит на пороге другую, он не вручит ей цветы и бутылку, чтобы уткнуться в бумажку с координатами своей дамы, а если вручит, то уже не заберет, а если заберет, он не джентльмен, и у женщины с толикой самоуважения ему уже не светит, а если светит, то это нуждается в специальном оправдании, и если режиссер спектакля способен в уме добраться от момента стука в дверь до развязки эпизода, он даст актерам и персонажам возможность выйти из этого положения. Но вместо тактичного выхода, который подает зрителю знак, что о нем помнят, встык клеится следующая сцена, где видно то же отсутствие режиссерского промысла, что и в предыдущей.

Она (Ирина Купченко) приглашает его (Олега Янковского) зайти в квартиру, чтобы сыграть роль ее жениха, чтобы ее мать могла спокойно умереть. Дабы решиться на такое, героиня должна быть или авантюристкой, или клинической дурой или полностью уверенной в том, что родительница отправится на тот свет не позднее, чем после слов: "Дорогая мама, это мой будущий муж". Однако ни того, ни другого, ни третьего в дальнейшем не обнаруживается. Девушки, говорят, нынче рожают рано, но не в три же года, на которые Екатерина Васильева (мать) старше Ирины Купченко, да и выглядит Васильева, к счастью для кино и к несчастью для фильма, не так, чтоб сразу из монастыря да в гроб. В театре с рук сходит и не то, но там нет крупных планов, на которых можно заметить, что тебе морочат голову. Васильева не то что не попадает в образ, а просто играет совсем не то. Чтобы старуха, десять лет не встававшая на ноги, источала сплошной елей – такой бочки меда без ложки дегтя не бывает, а если елей все же капает, то из маски, под которой должно быть лицо. Но лица нет, поскольку врет сама исполнительница. Не может интеллигентная женщина не знать, что Канары – не дачный поселок под Москвой. Не может почитательница Диккенса быть до такой степени лишенной вкуса, чтобы принимать за чистую монету неловкий балаган, который перед ней разыгрывают дочка, ее мнимый жених и невесть откуда взявшаяся внучка (Наталья Щукина). Здесь ошибка в самом главном пункте роли – нужно было играть не беспредельный (и однообразный) наив, а мудрость, которая подсказывает прикинуться наивной, или ехидство, с которым разгадавший чужую игру подыгрывает своему партнеру, чтобы поймать его в момент, когда он меньше всего ждет этого. И пьеса, при всей ее балаганности, позволяет это сделать – во всяком случае, был спектакль, где старая актриса вела роль именно в таком ключе.

Что касается самого Янковского в образе владельца дачи на Канарах, то он с ролью справляется лишь местами, а остальное время просто замещает персонажа, то есть присутствует на экране собственной персоной. В противном случае, понять, что это за мужик и что он делает в квартире с двумя ненормальными тетками, решительно невозможно. Опять же, в театре это самоценное присутствие могло бы, как нынче говорят, и проканать, но в кино в эти минуты за актера просто стыдно. За Абдулова, кстати, уже и не стыдно. Об игре Щукиной не знаешь, что и сказать – ей поручили сыграть уличную девку, которая должна фальшиво (чтобы смешнее было) сыграть "Здравствуйте, я ваша дочка", - и она сыграла, совершенно не понимая того, насколько дико выглядит ее партия внутри целого. Об Иване Янковском в роли Амура с бананом, чье фаллообразие придает матримониальным играм скабрезный оттенок, можно сказать лишь то, что уж лучше бы дедушка Олег дал своему внучку бидон с подсолнечным маслом. Взял же он сам в руки свечку, чтобы спародировать финальный проход своего героя в "Ностальгии" - и ничего, руки не отсохли. Это не к тому, что Тарковский вне стеба, просто всему свое место, но в итоге во всем фильме на своем месте только Ирина Купченко, заставляющая иногда забыть беспардонные преувеличения сюжета.

После такого пиршества неподлинности особенно умилительно читать в рекламных материалах к фильму, что появлявшиеся по ходу действия драгоценности, оказывается, были - во избежание фальши на экране - настоящими и брались напрокат в ювелирной фирме "Привалов". Чего уж напрокат, можно было бы и купить вместе с квартирой, где живут бедные женщины. Тогда бы не казался фальшивым и шестисоттысячный (в долларах) бюджет фильма, снятого в двух интерьерах и на одной натуре. Во времена Дранкова и Ханжонкова такое кино снимали за одну смену и пару сотен николаевских червонцев. Робертс с Гиром, конечно, получили не по шестьсот штук, а миллионов по десять каждый, но они-то свое, судя по бокс-оффису "Красотки", отработали с такой лихвой, что хватит всех лос-анжелесских шлюх превратить в честных женщин.

Всему виной, надо думать, желание сделать "доброе кино". Но еще Уайлд заметил, что нет книг нравственных и безнравственных, а есть книги хорошо и плохо написанные. Светлуха, чернуха и добруха – не более чем разные виды плохого кино, а от чего воротит, от желчи или патоки – один хрен, который редьки не слаще. "Приходи на меня посмотреть", конечно, не первый росток на почве рождественских историй – не так давно Владимир Машков подарил многострадальному нашему народу "Сироту казанскую", но тогда после долгого перерыва в утешителях ее имело смысл слегка поддержать, чем более, что была сказочка уж совсем непретенциозная. А тут включаешь ящик и слышишь дивный диалог между Дибровым и Янковским, где первый второму так и рубит правду-матку в глаза: великий вы фильм сделали, ваше величество! Янковский, актер не чета Диброву, довольно естественно потупился, но тут же признал уникальность своего творения: "Обратите внимание, что герой нашей картины не так уж молод. А знаете ли вы другой фильм, в котором главный герой был немолодым человеком?". Дибров принял позу роденовского мыслителя, но Янковский задуматься ему не дал: "Не ищите. Такого фильма вы не найдете…". Понятно, что чукча не читатель, чукча писатель, но не до такой же степени! Вспоминается и другой анекдот. Когда Роману Кармену поручили снять Сталина, он, зная, что вождя для монументальности надо показывать с нижней точки, лег с камерой на спину, поджидая идущего отца народов. "Как тэбе не стыдно, Кармен – нэмолодой человек, а такой х… занимаешься" - сказал Сталин, проходя мимо.