«Окраина» Петра Луцика: Край - не бездна

Возможно критиков разозлила нежданная тавтология: у луциковской "Окраины" есть тезка – "Окраина" Бариса Барнета (1933), предтеча итальянского неореализма, повсеместно признанный гуманистический шедевр. Синефилы ждали от автора если не римейка старой картины, то хотя бы эффектных перекличек между двумя разновременными "Окраинами". Ждали и не дождались. Название фильма Луцика позаимствовано скорее всего не из заглавия классической кинодрамы, а из строчки бодрого марша сталинских энтузиастов: "От Москвы до самых до окраин … человек шагает, как хозяин". Логика авторов (сценарий фильма Луцик сочинил в паре со своим покойным другом Алексеем Саморядовым) переворачивала стародавний текст с затылка на носки – а что, если Человек (не хлипкий слизняк, а тот, кто звучит гордо) шагнет по стране не из пресыщенной столицы, а из "народных" глубин? Не случится ли на экране бунта, бессмысленного и беспощадного?
У Луцика обошлось почти что без катаклизмов и катастроф. Ну прогулялась ватага сибирских крестьян по просторам отечества, ну применила по нужде насилие- рукоприкладство, ну спалила в конце концов ядреный холщовый задник ( с лубочным изображением твердынь Кремля) – так ведь это кино, чистая фикция. Режиссер ведь снимал не большевистскую агитку, а былинный сказ, где герои сражались не за "призрак коммунизма", а за доброе, правое дело – за землю свою. Титры в начале фильма сообщают: нефтяное лобби отняло у крестьян их родные угодья – негде им больше растить картошку, сеять и взращивать хлеб. Деревенские ходоки идут искать справедливость – из колхозной усадьбы – в районный городишко, из областного центра – в белокаменную столицу. Председателя колхоза, чтоб всю правду сказал, мужики погружают в прорубь, экс-обкомовца – грызут в подвале, похлеще закордонных дракул. Кооператора молодцы пугнули тем, что его отпрысков превратят в гриль на русской печке (моя знакомая эстетка с упоением рассказывала, что нечто подобное она в ребячестве вычитала в "народном" бестселлере "Вечный зов"). Дилера-перекупщика без лишних слов мужички порешили из нагана. А паразита-олигарха, подумавши, попугали бритвами, а после для острастки применили кулаки. Зато в финале – форменный хэппи-энд: сев-молотьба на отвоеванных землях.
Не напоминает ли вам сей сюжет хрестоматийную русскую сказку: пальнул Иван-Царевич в трухлявый дуб – рухнул ларец с секретом, открылся ларец, а в оном – заяц, а в ушастом – утка, а в птице – заветное яйцо, а в яичке – иголочка, в коей скрыта кощеева смерть. Пиф-паф, ой-ой-ой – и подыхает облое чудо-юдо.
Луциковская былина про победителей олигархов – всего лишь киношная метафора. Кстати, во времена, когда снималась "Окраина" еще не было того агрессивного масс-медийного "слива", который отравляет нам нынешний телевизионный эфир, да и само грозное понятие "олигарх" было для масс иноязычной диковиной. А посему режиссера Луцика едва ли можно счесть злокозненным деструктивным смутьяном.
Фильм Петра Луцика – современный эквивалент сказовой прозы, "героический" аналог творений Писахова или Шергина, а не заурядная политическая агитка. А кроме того, этому режиссеру подфартило оседлать советского конька-горбунка: скроить стилистику фильма из "общих мест" отечественного кинематографа: один эпизод сделан в духе "историко-революционного" кино, другой – во вкусе "военных фильмов", а в целом получается нечто оригинальное, не похожее ни на что.
Русские киношники последних лет свято придерживались императивов политкорректности: не тревожь власть имущих, не раздражай сильнейшего, не ставь под сомнение установившийся порядок вещей. Нынешняя свобода – слалом в разветвленном лабиринте преград. Фильм Луцика впервые за новорусские годы показал нам внятную альтернативу нынешнему "демократическому имморализму". Противоядие – не большевистский пожар, а вера в коренные, глубинные основы национального бытия. "Почвенность" по Луцику – не синоним фашизма: право быть хозяином в родном дому, радетелем за судьбы отпрысков, за собственную землю.