Персидский котик

«Вы только посмотрите на эти спецэффекты, – рокочет Майк Ньюэлл. – Это невероятно!»

Силуэт режиссера вырисовывается посреди маленького темного павильона в Pinewood Studios. Он руководит технической репетицией сцены, которую несколькими часами ранее Джемма Артертон описала нам как «поворотную». Перед ним в маленькой палатке, установленной на приподнятой платформе, жмутся друг к другу Артертон и Джейк Джилленхол. Окружившие платформу члены съемочной группы дергают за тент так, чтобы в кадре создавалось ощущение, будто убежище парочки сотрясает песчаная буря. Это, как выяснилось, и есть те самые «спецэффекты», которые так восхвалял Ньюэлл. Что-то подсказывает нам, что из бюджета в 200 с лишним миллионов долларов на это ушло не так уж много средств…

«Принц Персии: Пески времени» – приоритетный проект для Walt Disney Studios Motion Pictures. Его съемки, занявшие более четырех месяцев, большей частью проходили в горячих марокканских пустынях и горах. В самый разгар съемок было решено отодвинуть дату релиза почти на год (с июня 2009 на май этого года), благодаря чему спецэффекты удалось реализовать с большим размахом. Продюсером выступает Джерри Брукхаймер, и все заинтересованные лица надеются, что зрители примут фильм так же тепло и щедро, как трилогию «Пиратов Карибского моря». Так что нам показалось странным, когда в 2008 году, ветреным ноябрьским днем нас пригласили посмотреть на этот будущий феномен, и мы увидели съемки чего-то… гм… не столь дорогостоящего.

Однако, как и говорила Артертон, это все-таки «поворотный» момент. Она, надменная принцесса-жрица Тамина, и он, язвительный принц Дастан, умеющий лазать по стенам и вылезать из грязи в князи, – главные герои грядущего эпика про Ближний Восток VI века – держат перед собой украшенный резьбой кинжал с рубиновым эфесом, излучающий нездешний свет. Это Кинжал Времени, в рукоятке которого – упомянутые в подзаголовке фильма Пески. С чувством поведав Джилленхолу о грандиозной песчаной буре, которая сотрет жизнь с лица Земли, Артертон подчеркивает ключевое значение этого оружия. «Пока песок бежит через кинжал, – полушепчет она, – время течет вперед»… Как уверяет нас позже Ньюэлл, роль у Кинжала не просто символическая.

«Нет, Кинжал Времени – это мифический предмет, предмет поклонения, без которого не существовало бы той религии, жрицей которой является принцесса, – восторженно рассказывает он, после чего пускается в подробные объяснения, несколько искажающие наше представление о нем как о важном начальнике съемочной площадки. – Кинжал – это Экскалибур! Король Артур не может стать королем без Экскалибура! Кроме того, это ключ, который открывает огромный сосуд с опасными Песками – и если боги скажут “все, вы нам надоели”, Пески уничтожат весь мир».

И, словно вспомнив в последний момент, Ньюэлл добавляет: «Еще кинжал умеет поворачивать время вспять. Так что когда ты в абсолютно безвыходной ситуации, можешь сказать кому-нибудь: “Быстро! Жми на рубин!”, и тогда будет такое “в-в-зззз”, – имитирует что-то, отдаленно напоминающее звук перематывемой пленки, – и все скажут: “Черт! Мы переместились назад во времени!”»

При всем уважении, сейчас он выглядит как 17-летний гик, а не как 67-летний режиссер, начинавший с постановки серий «Улицы Коронации» в 1966 году и поздно попавший в ряды топовых кинематографистов после фильмов «Четыре свадьбы и одни похороны», «Донни Браско», «Улыбка Моны Лизы» и «Гарри Поттер и Кубок Огня». Но это и к лучшему. Картине только на пользу такое сочетание: твердая рука, острый взгляд, громкий голос (готовы поспорить, мегафон ему никогда не требовался) и почти подростковый энтузиазм по поводу темы фильма. Возможно, именно поэтому Брукхаймер, весьма прозорливый вербовщик талантов, для своего мегабюджетного блокбастера нанял Ньюэлла с его не совсем традиционным подходом.

«Он очень разносторонний режиссер, – тихо и взвешенно говорит Брукхаймер. – Вспомните “Донни Браско”: он умеет и накалять, и взвинчивать атмосферу. А “Гарри Поттер…” свидетельствует о том, что масштабное фэнтези ему тоже по плечу. Съемками он руководит прекрасно, актеры у него всегда на высоте». Сам Ньюэлл понимает, что «Гарри Поттер и Кубок Огня» был своего рода экзаменом; или, как он говорит, «вентилем от крана изобилия. Я доказал, что могу снимать 130 дней подряд без перебоев и не побоюсь освоить бюджет на двести с лишним миллионов долларов. Это, без сомнения, очень важно».

Он показывает нам четыре отрывка из завершенного фильма суммарной продолжительностью в 21 минуту. По «сцене номер 29», в которой Джейк Джилленхол – превосходно чувствующий себя в роли атлета, акробата и головореза в одном лице, – горящим маслом выжигает отряд вражеских бойцов, становится ясно, что режиссер справляется с «жанром Брукхаймера» не хуже Вербински и Тертлтауба. Этих отрывков также вполне достаточно, чтобы забыть все страхи, связанные с игровым прошлым фильма (а он снят по мотивам одноименной игры, созданной Джорданом Мехнером), – хорошими экранизациями игр нас, в конце концов, не балуют. Если, конечно, не считать удачной «Лару Крофт». Ньюэлла, который при знакомстве со сценарием даже и не знал, что берется за адаптацию видеоигры, все это не волнует.

«У нас были предпоказы, мы определили целевую аудиторию, и это не те люди, о которых вы подумали; это вовсе не обязательно поколение геймеров. Фильм, конечно, их интересует, и им он должен понравиться, но вообще мы рассчитываем на более широкий спектр зрителей». За счет чего? «Джейк. Джейка любят все девочки. А для пап, то есть мужчин за тридцать, у нас есть Джемма. Утверждая их на роли, мы брали на себя серьезные риски. Они тащат на своих плечах огромный бюджет. Но зрители их любят, и это просто замечательно. Это значит, что я все делал правильно».

Отрывки, которые нам показывает Ньюэлл, призваны не только подтвердить его слова, но и ошеломить нас боевыми и акробатическими сценами, а также головокружительными спецэффектами перемещения во времени. Персонажи Джилленхола и Артертон, по воле судьбы оказавшиеся соучастниками преступления, бегут от подданых принца Дастана, по пути постоянно препираясь и борясь за лидерство, ради которого готовы, кажется, убить или продать партнера в рабство. Всем понятно, что впереди этих двоих ждет романтический финал, но актеры умело передают химию отношений между своими персонажами. Причем с юмором. Последнее особенно важно для Джилленхола; даже больше, чем продемонстрировать себя в амплуа накачанного экшн-героя.

«Именно комедийная часть доставляет мне больше всего удовольствия, – признается он. – И она же мне кажется самой тяжелой. Быть серьезным – это как нечего делать. А вот найти в ситуации что-то забавное – куда сложнее. А мне кажется, актеру надо всегда стремиться к более сложным вещам».

Джемме Артертон, судя по всему, комедия дается легче. «Мы и так постоянно подшучиваем друг над другом, просто как Джейк и Джемма. Так что это, в каком-то смысле, передается персонажам, все наши подколки и издевки»… Какие, например? «О, Боже! Если я вам проболтаюсь, Джейк мне выскажет потом! Но это правда замечательно. Кроме того, нам же нужно играть романтику»… Она делает паузу и говорит уже серьезнее: «Это ведь не просто экшн, не просто приключенческий фильм. В нем много серьезного подтекста, который не ограничивается романтической линией. Так что когда нужно играть что-то подобное, мы отлично справляемся. Многие аспекты наших отношений нам в этом помогают».

Вполне ожидаемо, что «серьезные подтексты» не затрагивают тему современного Ближнего Востока, хотя сюжет фильма и крутится вокруг поиска оружия массового уничтожения. («Да, можно и так на это посмотреть», – улыбается Брукхаймер.) Мы ходим по различным павильонам студии Pinewood – тут и огромные городские ворота, и крепость, и оазис с настоящими пальмами, и всякие устрашающие ловушки из подземного мира, – а пиарщик фильма все повторяет слово «доисламский», часто и с чувством, почти как мантру. Он усиленно пытается донести до нас эту мысль. В общем, спорных интерпретаций тут не будет. Зато, весьма вероятно, будет сиквел. В конце концов, в названии ведь есть двоеточие. В Голливуде частям фильмов больше не дают номеров; подзаголовок после двоеточия – это практически то же самое, что приписать к названию «Часть 1». Как за «Проклятием Черной Жемчужины» последовал «Сундук Мертвеца», так и за «Песками Времени» последует… ну, например, «Верблюд Судьбы». Верно?

«Я не в курсе, – пожимает плечами Ньюэлл. – Насколько я знаю… Точнее, как мне кажется, сценарий сиквела они сейчас не пишут. Все сейчас заняты четвертой частью “Пиратов…” и еще парой крупных проектов; вроде бы ведутся работы – уже целую вечность – над “Одиноким рейнджером”, в общем, все это потихоньку продвигается. Я уверен, что у ребят, которые написали финальную версию сценария (Даг Миро и Карло Бернар – EMPIRE), есть какие-то идеи, и что Джорди – мой любимый Джордан Мехнер, создатель игры и автор чернового варианта сценария, – тоже над чем-то размышляет. Но я не думаю, что дело зашло дальше этого. Так что наверняка утверждать ничего не могу. Я и в этом-то могу ошибаться».

И он действительно ошибается, как мы выясняем из разговора с Брукхаймером несколько недель спустя, во время перерыва между съемками «Ученика чародея» – его нового большого проекта, назначенного на лето 2010 года. «Мы подождем, пока выйдет фильм, посмотрим, как его примет аудитория и будут ли у Disney средства на продолжение. Поверьте, никто не думал про вторых “Пиратов…”, когда выходили первые!» Но, конечно же, он видит в «Принце Персии…» потенциал для продолжения?

«Знаете, тут никогда не угадаешь, – вздыхает он. – До премьеры я всегда беспокоюсь о своих фильмах. Заранее ведь не поймешь, станут ли они хитами. Я всегда надеюсь на лучшее и готовлюсь к худшему, такая уж у меня натура».

Нельзя сказать, чтобы Ньюэлл затаил дыхание в ожидании решения продюсера. В то время, как происходит наш разговор, он «присматривается» к сценарию об отравлении Александра Литвиненко («Он был маленьким винтиком в огромном и малопонятном механизме») и обдумывает экранизацию детского фэнтези Джона Мэйсфилда «Ящик наслаждений». Кроме того, говорит он, всегда могут внезапно предложить что-нибудь еще. Он не кажется человеком, завязанным на съемку целой трилогии. Однако Ньюэлл признается, что «пожалуй, огорчится», если его не позовут обратно в (доисламскую!) Персию. В конце концов, несмотря на тяжелые съемки, он там здорово повеселился. И хочет, чтобы повеселились мы.

«А что это тогда, если не развлечение? – размышляет он над своим первым опытом в “жанре Брукхаймера”. – Но чтобы сделать развлекательный фильм, нужно придать ему многогранности: в нем должны быть опасность, безрассудство, романтика, комедия, – это широкий и бурный поток. Который в то же время не должен быть механистичным. Я думаю, мы справились с этой задачей». Его лицо сияет: «Тут вам и хлеб, и зрелища!»