Рецензия на фильм «Лавина»

Совершенно случайно у писательницы оказался готовый гениальный сценарий, да вот беда - за ним уже вовсю охотятся Сергей Колосов да Усков с Краснопольским. Соловов очень расстроился и подумал, что, видно, на роду ему написано снимать очередной "Караван смерти" с Панкратовым-Черным и Хмельницким. Но мудрая женская душа писательницы, содрогнувшись от столь сумрачной перспективы и испытав острую жалость к загибающемуся таланту, рассудила иначе. И устроила Вктория Токарева нечто вроде тендера на право снимать свой сценарий.

Колосов и Усков с Краснопольским были мгновенно отодвинуты, и за "самый грандиозный проект года" (как сказано в пресс-релизе) взялся Иван Соловов. Взялся он, судя по всему, очень рьяно, даже, пожалуй, слишком, учитывая тот факт, что премьера картины пройдет не где-нибудь, а в Кремле. Низкий поклон от цирюльника.

Сей грандиозный проект представляет собою двухчасовую художественную ленту под названием "Лавина" и витающим в воздухе подзаголовком "На что я просадил эту проклятую жизнь?", вариантами которого могут также быть "Кто виноват?", "Что делать?", "Камо грядеши?" и "Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?"

Первым делом (это после риторических подзаголовков) по просмотре фильма возникает вопрос: "А на хрена столько денег на него потрачено?" То, что картина весьма крупнобюджетная, бросается в глаза сразу. Герои и даже второстепенные персонажи живут в немыслимой роскоши, среди мебели, к которой и подойти страшно, не то что сидеть, лежать или заниматься на ней любовью. Спят они в великолепном шелковом белье. Они совершают долгие и бессмысленные прогулки по Парижу, где целуются на берегу Сены и методично истаптывают все бутики. Не знаю, как вы, а я почему-то всегда была уверена, что есть много городов на свете, где может происходить любовь, среди которых Париж, кстати, не самое и романтичное. Но зато - первое, что приходит на ум. Да уж, конечно, героям самого грандиозного проекта года не пристало любовничать в Находке или Мариуполе. Тем более если уж есть деньги на премьеру в Кремлевском Дворце, то на поцелуй в Париже - это раз плюнуть.

Впрочем, следует, очевидно, ввести читателя в курс дела - того, что происходит на экране. А там происходит следующее. Между роялем и мебельным гарнитуром из карельской березы, богатый, знаменитый и удачливый, мыкается, держа брови домиком, известнейший пианист планеты Игорь Месяцев в исполнении Александра Феклистова. Его душа хочет страсти, а находит только музыку и домашний уют с преданной женой Ирой в исполнении Анны Каменковой, тещей - Ниной Гребешковой и двумя великовозрастными детьми. Причем дочка - хорошая и положительная, собирается замуж за яппи, а сын подсел на иглу и всячески хамит родителям. И тут появляется Она по имени Люля в исполнении Ларисы Борушко и утаскивает гения в свои сети. Она - женщина-вамп, она пришла, чтобы устроить свою жизнь и разрушить чужую. Игорь, разумеется, уходит от жены, после чего градом (точнее даже сказать, лавиной) на него сыплются несчастья, главных из которых два: от передозировки умирает сын Алик и второе - он перестает играть. Люля, недовольная таким поворотом событий, укатывает куда-то в Америку, где, как она говорит, ей предложили бизнес (пожалуйста, покажите мне конкретное место в Америке, где женщинам не первой молодости и, в сущности, без нормальной профессии предлагают бизнес! Поверьте, это не праздный интерес). И живет наш герой один, никому не нужный, всеми забытый. Но концовка! Мой Бог, какая концовка! Звонит бывшая жена и сообщает, что дочка родила мальчика, если хочешь, подъезжай в роддом. И он подъезжает, и держит в руках этот бессмысленный комочек, и неожиданная улыбка миллиметр за миллиметром расползается по только что депрессивному лицу, и новая жизнь готова обрушиться на него лавиной. Все рыдают, братаются. Конец фильма.

Ну что ж, мелодрама так мелодрама. Кто ж против хорошей доброй мелодрамы? Вот только почему все время хочется спрятать глаза, чтобы не видеть, что происходит на экране, заткнуть уши, чтобы не слышать, что говорят герои? Возможно, потому, что опять, по старой советской привычке, мы никак не хотим признаться, что готовы снять вполне бессмысленный фильм, но снять качественно. Поэтому снимаем тошнотворный симбиоз великого почина и ничтожного его исполнения, впихиваем в один кадр коня, трепетную лань, осла, козла и косолапую мартышку. Режиссер словно карабкается по детской ледяной горке вверх, к высотам настоящей психологической драмы, но вместе со всей своей унылой компанией скатывается к дурной безвкусной мелодраме.

Собственно говоря, кто сказал, что Виктория Токарева способна писать нечто большее, нежели женскую мело-прозу, пригодную для чтения в электричке или в самолете? На таком материале Софокла или Шекспира не снимешь, как из тюлевой занавески шубу не сошьешь. И ни надыбанные Солововым деньги, ни хорошие актеры положение не спасут. Несчастные актеры играют то, что говорит им режиссер, а режиссер снимает то, что написано Викторией Токаревой. Написанные на бумаге, диалоги, возможно, смотрелись относительно пристойно. Но перенесенные на экран, озвученные голосом, разыгранные в эпизодах, они порой достойны того, чтобы занести их в пособие для первокурсников-сценаристов в главу "Как не надо писать диалоги". Вот сын-оторва, нахамив родителям, хлопает дверью и отправляется на дискотеку. Мать грустно смотрит ему вслед. "Сейчас она скажет: "И где же благодарность за все?" - думаешь с ужасом. "И где же благодарность за все?" - оправдывает мои худшие опасения героиня. Вот герой объявляет жене, что уходит от нее, потому что полюбил другую. Боже, только бы она не сказала "А как же я?"! "А как же я?" - словно издевается надо мной героиня. Когда возлюбленная в постели на вопрос "Почему до меня у тебя было так много мужчин?" отвечает своему возлюбленному пианисту "Я искала тебя", хочется пустить себе пулю в лоб или, на худой конец, протошниться. Но вовремя останавливаешься, потому что понимаешь - на каждую реплику пуль в лоб не напускаешься, а рвотный рефлекс может оказаться не у меня одной в зале. Как бы конфуза не вышло.

Ах, как хочется вспомнить всех-всех-всех, кто принимал участие в этом вавилонском столпотворении, - Владимира Меньшова с его "Завистью богов", Сергея Микаэляна с его "Звездочкой моей ненаглядной", Петра Тодоровского с "Военно-полевым романом", Михаэля Ханеке, наконец, с "Пианисткой". Последний, правда, имеет наименьшее отношение к "Лавине", хотя наиболее почетен в качестве сравнения. Вот вам, выпендрежная Европа, получите наш, российский, маскулинный ответ своей "Пианистке". Мы, правда, не держим под кроватью садо-мазо-набор (хотя с душевным мазохизмом дружим), но на рояле, во-первых, играем не хуже, и во-вторых, бессмысленностью своего существования гордимся не меньше.

Всех, впрочем, не упомнишь - фильм цитирует буквально веером чуть ли не все российское постсоветское кино на тему любовь-душа-подонок-постель. Да что там - даже советские фильмы пригодились Ивану Соловову. Например, пара Феклистов - Козаков порой здорово напоминают парочку Янковский - Табаков из "Полетов во сне и наяву". Да и вообще эта картина Балаяна немало дала творческому куражу Соловова. Особенно тайная гордость за бесцельно прожитые годы, выпирающая в обоих фильмах, как пистолет из кармана.

Впрочем, что это мы все злобствуем да злобствуем? В конце концов, в картине есть неплохое средство от рвотного рефлекса - приличная актерская игра. И хотя всем актерам играть безумно трудно - это видно невооруженным глазом просто потому, что играть практические нечего, - стараются они отменно. Путаный и кукольный (хотя по замыслу - трагическая фигура) герой-любовник-пианист только благодаря титаническим усилиям Александра Феклистова моментами похож на живого человека. Если бы не Феклистов, герой фильма попросту превратился бы в ходячую схему-карикатуру, смешную и нелепую, а так - есть намеки на то, что принято называть "образом". Даже в откровенно нелогичных и фальшивых сценах Феклистов умудряется сохранять верность профессии и вызывать чувства, близкие к состраданию. Например, сцена на кладбище, когда после похорон сына Игорь подходит к священнику и пытается добиться у того, виноват ли в смерти сына, спрашивает, как ему поскорее увидеться с ним, объясняет, что очень скучает по сыну и жить без него не хочет. В какой-то момент перед нами - натуральный человек, с жуткими тараканами в голове, запутавшийся, жалкий, но - почти натуральный, живой.

Кстати, на роль Месяцева поначалу утвердили Родиона Нахапетова, и тот даже, кажется, начал сниматься. Потом что-то произошло, Нахапетов исчез, и в последний момент появился Феклистов. Наверное, если что-то и пошло на пользу картине, так это, безусловно, замена исполнителя главной роли - Нахапетов был бы слишком гладок и сладок, красив и многозначителен, а уж по части красоты и многозначительности здесь и так явный перебор. А чуть нелепый, угловатый Феклистов (ставший, к слову, одним из самых востребованных на сегодня актеров) - "то, что нужно для лучшего вкуса".

Жаль хорошую актрису Анну Каменкову, которой досталась роль не приведи Господь - гладкая, как ствол эвкалипта, и плоская, как высокогорный каток Медео. Не продраться, никак не продраться, хотя ей, бедной, очень хочется играть, и играть хорошо. Но роль такая, что ни на какой козе к ней не подъедешь.

Лариса Борушко играет откровенно слабо, к тому же ей настолько не хватает обаяния, что вообще начинаешь сомневаться в умственных способностях главного героя, бросившего свою жизнь к ногам столь несимпатичного существа.

Но в том, что фильм найдет своего зрителя, сомневаться не приходится. На всякий товар есть покупатель. К тому же мощная волна пиара вокруг картины, премьера в Кремле свое дело сделают. И посмотрит, и оценит "Лавину" всяк сущий пенсионер, тоже подуставший от латиноамериканских мыльных опер и наших долгоиграющих простых истин и семейных тайн в кавычках и без.

Текст: Екатерина Барабаш