Почему фильмы, «основанные на реальных событиях», не обязаны быть достоверными

Знание истории — это хорошо, без него мы, как говорил Джордж Сантаяна, обречены повторять ошибки прошлого (есть, правда, другое мнение от Олдоса Хаксли, согласно которому мы будем повторять их в любом случае). Но как всё это относится к кино? К искусству в целом, чью первостепенную задачу Аристотель определил как мимесис, подражание действительности, а не её воспроизведение. Подражание — это всегда ложь. Кино — это всегда ложь, это миф. Если фильм ставит себе в титры фразу, что он «основан» на реальных событиях, он ещё не расписывается в своей документальности и объективности. Это лишь значит, что в его сюжетной, ну, основе — заметьте, не деталях, только в самой основе — лежит что-то историческое. По- хорошему, любой фильм про Вторую мировую — пускай даже самый фантастичный — по определению «основан на реальных событиях». Потому что Вторая мировая — это реальное событие.

Иногда же кажется, что любая картина, имеющая дело с историей, должна быть похожа на документалку с телеканала «Звезда» — которые, к слову, тоже вовсе не объективны. Как и любое другое документальное кино: у него всегда есть своя оптика, у режиссёров — своя повестка, хотят они этого или нет. С игровым кино всё ещё страшнее: так уж вышло, что история сама по себе не слишком удобная конструкция — в ней много недомолвок и нюансов, которые не укладываются в привычную драматургию. Приходится сокращать, собирать в архетипы и шаблоны, что-то додумывать — ни один сценарист не будет жертвовать целостностью и темпоритмом экранной истории ради соответствия истории реальной. Даже такой внимательный к деталям и хроникальным фактам, как Крейг Мейзин. И правильно сделает.

Ведь этот придирчивый зритель-историк, сколько бы он ни носился с томиками учебников и ни тыкал пальцами в нужные главы, вряд ли оценит старания, если внимательная к деталям картина покажется ему просто «скучной». Хороший пример — два фильма о шотландском восстании конца XIII века. С одной стороны есть «Храброе сердце» — картина мало считающаяся с историей, с выдуманным антуражем, вольным сюжетом и совершенно не историчными костюмами. С другой — «Король вне закона», куда более аккуратный и правдивый. Зрительская симпатия, понятно, почти всегда будет на стороне фильма Мела Гибсона, ведь у МакКензи «ничего не происходит», у него «вяло» и «неинтересно», ни тебе голых шотландских задниц, ни пафосных боевых речей, люди куда-то бесконечно ходят на лодках и решают скучные политические вопросы. Надо признать, что история сама по себе, в её сыром, не обработанном авторской интерпретацией виде совершенно не киногенична.

Есть и совсем вопиющие случаи, когда фильмы на основе реальных событий ругают за те допущения, которые, в общем-то, формируют их замысел. «Братство» Лунгина не могло бы существовать без ушлых советских солдат и нечистых на руку офицеров: это гипербола, да, это реальность, утрамбованная и подшитая, амальгама того, что действительно происходило, но с иной частотой. И всё же для кино о хаосе войны этот вымысел — ключевой, он смыслообразующий. Лунгин врёт в деталях, но он совершенно честен в общем посыле: такая война — это глупо и смешно, и ничего общего с героизмом она не имеет. Плохо ли то, что он строит высказывание на лжи? Не думаю. Любое кино строит высказывание на лжи, поиск правды в очевидном обмане — вообще одна из самых интересных вещей в искусстве.

Кто-то может заметить, что того же Лунгина нельзя оправдать, ведь в интервью он утверждал, мол, всё происходящее в фильме — абсолютная правда. Мне не очень хочется быть адвокатом его или, скажем, Никиты Михалкова с секретными архивами КГБ, разбираться, часть ли это рекламной кампании или их искренние убеждения. Потому что, ну, а какая вообще разница, что они говорят? Вся постструктуралистская критика говорит нам о том, что как только режиссёр заканчивает фильм, тот перестаёт ему принадлежать. Всё, что хотел сказать автор в картине, он сказал на её монтаже — осознанно или нет. Дальнейшие высказывания режиссёра или, не дай бог, его анализ собственной работы имеют столько же ценности, сколько мнение любого другого случайного человека. Михалков может говорить, что «Утомленные солнцем 2» — исторически достоверное кино, но с точки зрения меня как зрителя он снял фарс. Что само по себе неплохо: вопрос лишь в том, хороший ли это фарс.

И вот тут мнения могут расходиться. Вы можете быть не согласны со мной в том, что вымысел Лунгина в «Братстве» работает на благо фильма. И это нормально. Вам могут не нравиться «Утомленные солнцем 2» (мне тоже), «Чернобыль» или даже «Храброе сердце». Но, поверьте, дело совсем не в исторической недостоверности — это просто шаблон, удобное и не требующее размышлений объяснение, лёгкая мишень, за которой всегда скрывается более глубокое и неочевидное недовольство.