Если бы Роланд Эммерих снял "Послезавтра" на "Мосфильме" и вместо Нью-Йорка разрушил, скажем, Петербург, его бы обвинили в ненависти ко всему русскому. Но он снял картину в Голливуде, попутно содрав с гор знаменитую надпись "Hollywood" и сладострастно растерзав два крупнейших города США, но никто ему не напомнил, что он немец, и не заподозрил в ненависти ко всему американскому...
Фильмы-катастрофы как магнит притягивают зрителей – всевозможные "Пожары в небоскребе", "Вулканы", "Челюсти", "Землетрясения" и "Титаники". Наблюдая из безопасного далека, как падают самолеты и тонут корабли, публика радуется тому, что может испытать сильные ощущения, сидя в кондиционированном зале с поп-корном. Это прежде всего зрелище, аттракцион, и по неписаному закону жанра все прочее здесь либо экспозиция, либо душеспасительный финал, а собственно фильм – с размахом показанная катастрофа.
Считается, что фильмы-катастрофы нас пугают. Это не так. В американских образцах жанра сложился непреложный закон: природной или технологической катастрофе обязательно противостоит сильный герой (отважный пожарный, опытный моряк, полицейский или просто мужественный человек, оказавшийся среди терпящих бедствие и сумевший сплотить их в критическую минуту). Зрители выходят приятно взволнованные – убежденные в том, что кто-то (человек, общество, власть, страна) при нужде обязательно придет на помощь.
Если бы Роланд Эммерих снял "Послезавтра" на "Мосфильме" и вместо Нью-Йорка разрушил, скажем, Петербург, его бы обвинили в ненависти ко всему русскому. Но он снял картину в Голливуде, попутно содрав с гор знаменитую надпись "Hollywood" и сладострастно растерзав два крупнейших города США, но никто ему не напомнил, что он немец, и не заподозрил в ненависти ко всему американскому. Отсутствие подозрительности отличает верящее в себя общество от общества, полного комплексов.
Мы не должны задаваться и вопросом, отчего Нью-Йорк уже затоплен и вмерз в льдины, а в недалеком Вашингтоне еще горит свет в кабинетах. И отчего работают все телестанции страны, а у жителей еще есть электричество, чтобы смотреть леденящие кровь репортажи. И отчего жители замороженной Калифорнии сразу за государственной границей, в соседней Мексике, находят зеленые пальмы – словно беду всемирного оледенения с порога завернули бдительные таможенники.
Все эти мелкие "почему?" отступают перед шикарно поставленными компьютерными пейзажами: внезапно развившийся тайфун, сносящий небоскребы Лос-Анджелеса; гигантская волна, накрывшая Манхэттен; невиданно грозные тучи, собирающиеся в циклопические воронки с крутыми кипящими краями. Это все не такая уж выдумка – зрители канала "Дискавери" вообще могут счесть труды голливудских лабораторий по спецэффектам натурными съемками реальных смерчей и штормов.
С другой стороны, глобальное потепление – реальный процесс. Реальна неизвестность относительно его последствий. Реально взрывообразное нарастание тревожных тенденций. То есть фильм печется о будущем, которое под реальной угрозой. Остается думать, что делать, пока послезавтра не наступило.
Герой картины, ученый-метеоролог Джек Холл (Деннис Куэйд), предупреждает политических лидеров об опасности – те отмахиваются: есть дела поважнее. Так что прозвучавшие в фильме слова о небрежении наукой – тоже реальность, причем для сегодняшней России еще более острая, чем для США. Не менее важна, при всей декларативности подачи, финальная тема: необходимость объединяться перед лицом глобальных проблем.
Если бы Эммерих решил свою общественную задачу в виде артхаусной головоломки, то в пустых залах его тревоги никто бы не заметил. Массовое кино, как из кирпичиков, складывается из базовых понятий. Потому что из этих понятий сложена реальная жизнь. Все остальное – видимость.