Путевку в жизнь ему дала "Путевка в жизнь"

В декабре была очередная годовщина великого перелома в ходе Великой Отечественной войны, когда фашистские полчища были остановлены под Москвой. Один из участников тех событий – киноактер Виктор Андреевич Лазарев, один из старожилов актерского цеха, начавший отсчет своей творческой биографии с первого звукового фильм «Путевка в жизнь» (1931).
Он был обычным пацаном из Марьиной рощи – гонял голубей, катался на «колбасе» трамвая – когда его выбрали на роль беспризорника. Помните сцену, как ребят принимают в трудовую колонию: «Чего ты хочешь?--»Марафету, вина и девочек!« Это была первая фраза, произнесенная Лазаревым перед камерой. Слово »марафет« даже не сразу выговорил: трудное и незнакомое. Зато потом у него в школе было прозвище »Витька-артист«, а »дядя Коля Баталов« и »дядя Коля Экк« стали его кумирами на всю жизнь.
СКН: Как для вас началась война, Виктор Андреевич?
Виктор ЛАЗАРЕВ: Нас, добровольцев, ушло с »Мосфильма« на фронт 80 человек. В том числе режиссер Червяков, который известен тем, что сыграл Пушкина в фильме »Поэт и царь«. Червяков, как и многие другие, погиб. Я прошел от Подмосковья до Берлина. Был командиром 76-миллиметрового орудия, видел ад Сталинграда, потерял массу друзей.
СКН: Каким-то образом пригодилось на войне то, что вы актер?
В.Л.: Пригодилось. Как-то после Сталинградской эпопеи мне довелось с нашим командованием быть на концерте, и как раз показали картину »Парень из тайги«, где я снимался с Переверзевым и Пляттом. Командиры узнали: »Эй, да это же наш!« И ко мне стали очень хорошо относиться, прощали даже некоторые оплошности.
СКН: Вспомните самый опасный эпизод военной поры.
В.Л.: Это было под Сталинградом. Мы сидели в землянке в два наката. Потом прямое попадание. Троих нет, а я остался жив. Но с тех пор у меня одна нога короче другой. Лежа в саратовском госпитале, я боялся, что не смогу потом догнать свою дивизию, а это очень важно на войне – найти своих. Но догнал: меня там встретили как родного.
СКН: Какие у вас воспоминания о битве под Москвой?
В.Л.: Я находился между Волоколамском и Крюковым, когда началось контрнаступление и фашистов погнали. По дороге встречались сожженные деревни, закопченые печные трубы. Вдруг вижу – в лощине стоит уцелевшая избушка. Явно жилая. Мне стало интересно, и я пошел к ней. Ой, что там творилось: полон дом стариков, детишек! Прятались от обстрелов. И слышу, как стонет за занавеской женщина, вижу, как бабка-повитуха, подоткнув фартук, пытается согреть немного воды. Я сразу понял, в чем дело, достал фланелевую рубашку из мешка – знаете, нам такие давали, канареечного цвета – разорвал по швам и подал ей, чтобы бабка использовала их, как пеленки. И тут прибегает вестовой: »Лейтенант, пора«. Я – мешок на плечо. А бабка выскакивает вслед на крыльцо: »Эй, командир, мальчик родился! Тебя зовут-то как?« – »Виктор«, – отвечаю. – »Вот Виктором его и назовем«. С той пор прошло почти 60 лет, и я часто думаю, а где он сейчас, этот Виктор? Хоть бы откликнулся.
СКН: Вы, наверное, тосковали на войне по работе в кино?
В.Л.: Конечно. Я ведь накануне войны должен был играть шофера в картине »Парень из нашего города«, а потом, на фронте, увидел в этой роли другого артиста. Было немного горько, и я думал: »Пригожусь ли я вообще когда-нибудь теперь для экрана?«. К счастью, друзья меня не забывали. Николай Крючков прислал мне письмо на фронт: »Я жалею, что ты сейчас не с нами, но ты занят более важным делом«. Это было приятно читать. А с Крючковым мы потом все же снялись – в фильме »Человек на полустанке«.
СКН: Вы мастер эпизодических ролей: сколько их на вашем счету?
В.Л.: Очень много: от »Мечты« Михаила Ромма, где я играл сыщика, до еще не вышедшей на экран саги Булата Мансурова »Теплые ветры древних булгар«, где у меня роль старого князя. Мне совсем не зазорно играть, допустим, в »Несравненной« – нищего, в »Певучей России« – слепого бродягу с поводырем. Потому что за каждым из них характер, судьба. Вот тот же слепой пел, а хормейстера Пятницкого, которого играл Юрий Соломин, его пение заинтересовало: »Андреич, ты что-то напевал насчет души«. – »А, это как душа с телом расставалась?" – и у Пятницкого рождается тема. Значит, показать это надо ярко, выразительно. Вот Крючков говаривал, что большую роль может сыграть почти каждый артист, а маленькую, чтобы за полторы-две минуты рассказать о человеке, всего два-три человека способны. Надеюсь, я один из них. По крайней мере, на съемках у Мансурова, когда я отыграл свою сцену привязанным к дереву и злобно смотрящим на врагов, группа мне аплодировала.
СКН: Как вы сейчас оцениваете ситуацию в Союзе кинематографистов?
В.Л.: У нас идет драчка, которую остановить пока не в силах даже Никита Михалков. Что это за Московский союз, что это за удельное княжество, что за автономия?! Думаю, будет время, когда люди поймут, что раздробленность приведет к страшным вещам.
СКН: А как дела, на ваш взгляд, в Гильдии актеров?
В.Л.: С тех пор, как президентом стал Сергей Жигунов, творческий настрой в Гильдии, мне кажется, пошел на спад. Жигунов молодой актер, продюсер, и занят больше коммерцией, Борис Токарев занят режиссурой, и мы остались не у дел… Когда президентом гильдии был Евгений Жариков, он был намного ближе всем членам гильдии; к тому же его популярность, авторитет, степенность работали на него: он мог прийти в любую организацию, его выслушивали и давали не совет, а деньги!
СКН: Жигунов тоже популярен, особенно среди молодых зрителей и наверняка будет добывать деньги для гильдии…
В.Л.: К самому Сергею я отношусь неплохо, у нас давнее знакомство: я как-то приезжал на встречу в кавалерийский полк, а он вел программу, поскольку когда-то в этом полку служил. Но я был противником изменений в руководстве Гильдии, ратовал за то, чтобы она работала при творческом и представительном начальнике, чтобы были встречи со зрителями, выступления. Однако большинство решило иначе…
СКН: Вы от союза пенсию получаете?
В.Л.: Нет. Я получаю ее как инвалид войны II группы, как ветеран.
СКН: Что ж, Союз никак не помогает?
В.Л.: Нет, почему: нас, стариков, на все мероприятия приглашают. Обед недавно в честь ветеранов был. А лет пять назад отметили мой день рождения. Жариков лично писал мне адрес. В этом письме, думаю, есть душа актерской Гильдии. Эта душа вернется, когда какой-то сильный человек возьмется за Гильдию и даст ей творческое, а не коммерческое направление.