«Мы никуда не летим. Вы все умрете».
«Барби» Греты Гервиг, конечно, хороша, но все же далека от реальности. Анна Меликян ассимилирует сюжет мирового блокбастера для отечественных зрительниц: в ее фильме главная героиня (тоже Анна, так еще и в исполнении Анны Михалковой) живет в черно-белом мире, а не в розовом, и носит прозрачную респираторную маску вместо сережек Chanel. Самым правдивым становится момент выхода из кризиса: если Барби с улыбкой вступает в новую жизнь, то Анна сходит с ума. Возможно, поэтому розовый цвет в «Чувствах Анны» обманчиво встречается только на постере.
О том, что действие происходит в реальности недавнего времени, намекают бегущие цифры на табло «Заразилось/Умерло», надетые на всех маски и разговоры о поражении легких. Чтобы не так спекулятивно ковырять свежую рану, Меликян наносит флер Айзека Азимова: когда Анна заходит в высокотехнологичный автобус, где при входе на нее распыляют антисептик, заявляется фантастический аспект.
В остальном все как у всех: Анна работает на конфетной фабрике, из-за чего от нее пахнет шоколадом, и занимается, видимо, сортировкой начинки на той стадии, когда она в самом неаппетитном виде. У нее есть старший сын-стример и младшая дочка, а еще есть муж в исполнении органично никакого Тимофея Трибунцева. Все вместе они живут в самой обычной квартире, собираясь за самым обыкновенным столом с клеенкой вместо скатерти. Все меняется, когда Анну ударяет током оголившийся провод — после этого она не просто чувствует себя особенной, но и слышит чьи-то мысли в голове. Каждую ночь избранная кладет на кухонный стол листы и с закрытыми глазами, словно творец в припадке, расшифровывает внутренний голос в текст.
С этого момента фильм похож на наглядную демонстрацию феномена, о котором писал Алексей Конаков в книге «Убывающий мир: история невероятного в позднем СССР», объясняя национальное помешательство на Снежном человеке или заряженной воде Чумака. Внезапно местный научный клуб нарекает Анну контактером — то есть человеком, который имеет связь с внеземными цивилизациями. Статус становится еще дороже из-за фоновых обстоятельств: пока правительство готовит к отправке первую группу колонизаторов Марса, голоса в голове Анны уверяют, что человечество может спасти только любовь к ближнему, а не захват очередных территорий.
Как будто вдохновленная дергающейся камерой, присущей сатирическим фильмам Адама МакКея, картина постоянно скачет от смысла к смыслу, при этом крутясь вокруг бытовой трагедии: Анна несчастна и потерянна, и стоит ей только почувствовать себя особенной, все идет прахом. Она не появляется на работе, потому что «была занята», и наконец чувствует себя не мамой или женой, а женщиной, одаренной вниманием телевизионных камер и создателя научного клуба (Олег Ягодин).
Поначалу нам смешно до кашля, когда Анна, хлопая наращенными ресницами, с интонацией из программы «Спокойной ночи, малыши» зачитывает про крушение самолета над Средиземным морем, природные катастрофы и, собственно, неизбежное самоуничтожение всего рода человеческого. Потом вместо маски Анна надевает подаренную мужем не ясно на какие деньги шубу, и скромная работница цеха теряется в лисьих мехах. От нее «пахнет трупом», но об этом Анна узнает позже.
Меликян через жестокую, иногда пошловатую сатиру постепенно сужает внимание зрителей на трагедию маленького человека, которую не показывают на федеральном телевидении. Когда Анна становится любимицей экранов и позволяет себе относительно роскошно жить, то вызывает у сотрудниц лишь жгучую зависть. Инопланетяне мантрой повторяют через героиню простую истину: «Любите друг друга». Анна выписывает ее собственными руками на несколько листов — и все равно нарушает.
Если «Русские сны», тоже показанные в рамках фестиваля «Одна шестая», в декорациях заснеженной глубинки давят на отвращение физического характера, то «Чувства Анны» играют с «провинциальным стыдом»: мы невольно фыркаем, когда героиня сбрасывает шубу с голого тела в попытках поразить мужчину, и так же морщимся от слишком затянутого фокуса на причинном месте любовника. Меликян как будто наблюдает за реакцией зрителя, привыкшего к красивым сценам секса в «Содержанках», и напоминает: либо верните крестик на шею, либо прикройтесь обратно шубой.
Трагедия Анны в чувствах, которые в кои-то веки берут верх. Ей надо к девяти утра на фабрику и забрать дочь из школы, а почувствовать себя женщиной и сходить к парикмахеру — это потом, когда будет повод. Меликян показывает уставшую героиню, которых в нашей стране миллионы и которые давно забыли, как можно любить себя. Стоит только позволить себе расцвести, остальные исходят желчью и не позволяют быть счастливой. Кажется, что мораль в картине под конец теряют все, но была ли она вообще или это пустая обертка?
В конце концов фильм превращается в большую прелюдию к клипу Shortparis, когда композиция группы звучит на фоне летящих с лестницы женщин. Техногенная фантасмагория оказывается сильнее, «душа не успевает за прогрессом». Даже говорящая голова в телевизоре, исполняющая роль единственного доверенного рупора, в итоге признается за клеенчатым столом: никто никуда не летит, и нам всем конец.
Меликян заигрывается с темпом и не может определиться с глубиной, то игриво расхаживая по краю, то ныряя на самое дно. Примерно так же из стороны в сторону мотает и Анну, что все же сбивает с толку: если сцена внезапной наготы используется в целях подстегнуть смотрящего, то прием кажется непозволительно дешевым.
И все же о тяготах жизни работящей женщины у нас говорить не принято, поэтому приходится стимулировать зрителя проверенными способами. Это еще одна трагическая деталь, лишь обернутая в фантик сатиры.
Становится неловко, обидно и стыдно, когда начальница фабрики кричит: «Любите меня, суки!» — в попытках добиться расположения подчиненных. Меликян подчеркивает: пока, вкалывая на заводе, мы будем отмахиваться от усталости, у нашей цивилизации нет будущего. Пока женщинам придется общаться с инопланетными цивилизациями и пахнуть шоколадом, чтобы быть особенными, нам нет дороги на Марс.