Документально-игровое кино о тунисской семье, которую разрушил религиозный фанатизм.
В помещении перед зеркалом шесть женщин, три из них актрисы, три будут играть самих себя. Тунисская режиссерка и номинантка на «Оскар» Каутер Бен Ханья («Человек, который продал свою кожу») снимает документальный фильм о семье Ольфы и ее четырех дочерях – Эйе, Тайсир, Рахме и Хофран, последние две из которых присоединились к ИГИЛ (запрещенная в РФ террористическая организация) и сейчас находятся в ливийской тюрьме. Бен Ханья нашла художественный подход и предложила двум актрисам, Нур Каруи и Ичрак Матар, сыграть отсутствующих девушек, а звезде Хенд Сабри подменять мать в сложных сценах. Вместе шесть женщин в кадре и одна за камерой будут реконструировать яркие эпизоды из жизни Ольфы и ее дочерей, рассуждать о важных моментах из прошлого, чтобы пережить многочисленные травмы заново.
Каутер Бен Ханья поставила перед собой невероятно сложную задачу: снять документальное кино про всех членов семьи, осознавая, что у Рахмы и Хофран не получится даже взять интервью. Она пошла по пути коллег, использовавших метод реконструкции: его можно увидеть в анимационном «Побеге» Йонаса Поэр Расмуссена, где режиссер проиллюстрировал рассказ о беженстве афганского гея Амина Наваби. Разница между картинами в цели авторов: Поэр Расмуссен больше сконцентрирован на детальной передачи истории, а Бен Ханья — на терапевтическом эффекте переживания. «Дочери Ольфы» немного напоминают behind the scenes большого проекта, где вместе с не вошедшими в монтаж кадрами и репетициями идут интервью актеров.
Ключевая проблема интересного эксперимента состоит в том, что Ольфа, Эйя и Тайсир знают, что их снимают. Проблема присутствия камеры занимает режиссеров-документалистов с 1950-х годов: тогда поняли, что человек ведет себя искусственно, когда знает, что на него направлен объектив. Избежать фальши позволяют скрытая съемка или абсолютное доверие респондента — на доверии построен метод российского гения Марины Разбежкиной, чьи ученики могут месяцы и годы жить со своими героями, лишь бы те привыкли к камере. В начале «Дочерей Ольфы» мать и ее дочери почти всегда выбирают слова, стесняются и мнутся — их понять можно, не каждый день приходится делиться темными воспоминаниями. Тем не менее иногда Бен Ханья удается пробить барьер: в перерывах между кадрами девушки обсуждают интимную депиляцию и говорят о сексуализированном и физическом насилии. Режиссерке важно, чтобы мать и сестры не только обсудили страшные моменты прошлого, но и взглянули на себя со стороны и увидели, в каком круге насилия существовали. Приход к радикальному исламу и последующий побег в Сирию случился неспроста, ему предшествовала история домашнего абьюза.
Выбранный Каутер Бен Ханья метод реконструкции работает, но не всегда. Ольфа, Эйя и Тайшир часто боятся играть, они не способны выпустить глубоко спрятанные эмоции, им проще давать комментарии профессиональным актрисам и наблюдать со стороны. Когда женщины все же вовлекаются в процесс съемки, тогда оператору Фаруку Лайядриху удается поймать искренние жесты и эмоции, а авторка добивается поставленной цели: у героинь случается дежавю, они замолкают, и их глаза наполняются слезами.
Вторая проблема у фильма рождается в финале. Есть стереотип, будто режиссер документальных картин привязан к реальности и обязан заканчивать произведение титром с парой строчек на черном фоне, описанием фактических событий. В этот творческий «тупик» врезается и Каутер Бен Ханья, уничтожая чувство интимной беседы. На последних тридцати минутах появляются вырезки из телевизионной хроники (дело семья Ольфы было известно на всю страну), созданный режиссеркой герметичный мир распадается. Документальное кино всегда проигрывает хронике, а художественный замысел мельчает, когда сводится к сухому изложению фактов перед титрами. Так и случилось с «Дочерями Ольфы», к финалу превратившимися из интимного диалога нескольких женщин об опыте жизни в строчку из новостей: одни сидят, а другие их ждут.