Неровная экранизация интереснейшей истории о том, как профессор и безумный доктор вместе составляли величайший словарь в истории человечества.
Шотландский филолог-самоучка Джеймс Мюррей (Мэл Гибсон) приходит в Оксфордский университет, чтобы помочь академикам составить полный словарь английского языка, над которым те бьются не один десяток лет. После некоторых препирательств (у Мюррея нет образования, а так, в общем, не принято), его принимают на работу. Ведь Джеймс предлагает революционное решение главной проблемы составителей — раз язык развивается быстрее, чем они успевают за ним записывать, нужно подключить к процессу простых людей, которые будут находить цитаты во всей литературе мира. Вскоре кабинет Мюррея заваливает письмами со всех уголков Англии, но больше всего ему пишет некий доктор Уильям Майнор (Шон Пенн). Джеймс хочет познакомиться с ним, но не знает, что Уильям — сумасшедший военный хирург, в приступе паранойи убивший человека и теперь находящийся в клинике для душевнобольных.
Всегда очень интересно наблюдать, как фильм — или, в общем, любое произведение искусства — резонирует с материалом, превращается в своеобразное «кривое зеркало» по отношению к тому, о чём рассказывает. Вот и процесс создания «Игр разумов» (которые на самом деле, конечно, «Профессор и безумец») уж больно легко соотносится с историей авторов Оксфордского словаря — те же проблемы, интриги и конфликты, то же давление сверху и громкий твореческий протест. Правда, в отличие от реальной истории, кинематографическая судьба «Игр разумов» закончилась отнюдь не хэппи-эндом: Мэлу Гибсону пришлось судиться за право финального монтажа, и вся рекламная кампания закономерно накрылась медным тазом. А режиссёр Фарад Сафиниа — бывший ассистент Гибсона и сценарист его же «Апокалипсиса» — от обиды на продюсеров даже снял имя с титров и заменил его на псевдоним, отсылающий к цирковому обманщику П.Т. Барнуму. Возможно, на что-то пытался намекнуть.
Тут и причины разногласий, думается, были похожие: пока экранному герою Гибсона заявляют, что его словарю не хватает конкретики и фокуса, сам фильм никак не может понять, о чём хочет рассказывать. Может, о психическом расстройстве военного хирурга и его странной (и по-странному взаимной) любви с женой человека, которого он по ошибке убил. Может, о семейных неурядицах погруженного в работу профессора-самоучки, жизнь поставившего на то, чтобы записать определение каждого слова в английском языке. Может, о занимательной семантике, может, о циничных высокомерных академиках, может — о проблемах викторианской психологии. Правильный ответ либо где-то посередине, либо его нет вовсе.
«Игры разумов» хотят охватить всё и всех, быть огромными и всеобъемлющими — энциклопедичными, прямо как оксфордский двенадцатитомник. Для двухчасового фильма всего этого, конечно, слишком много — сложные психологизмы и историзмы превращаются в расхлябанные пунктирные наброски, а фильм больше напоминает не объёмный словарь, а тоненький разговорник «для чайников». Вроде и по всей истории прошлись, и ни о ком не забыли, но очень уж всё резко, схематично и формально: убил-пожалел-полюбил, пришёл-увидел-записал.
Из всего тематического каталога фильму интереснее наблюдать ни за составлением словаря (вроде как центральной темой фильма), а за выпученными глазами Шона Пенна, который тут, к сожалению, не так точен и чуть более избыточен, чем обычно. По-настоящему интересными выглядят только его встречи с Мелом Гибсоном, где они с каким-то совершенно ребяческим энтузиазмом играют в слова, бросаются друг в друга архаичными терминами и мудрёными эпитетами. Но этому неординарному дуэту в фильме даётся преступно мало времени, и их отношения здесь чаще обсуждают (и осуждают), чем, собственно, показывают. Фильм вообще слишком любит болтать и слишком мало — действовать, что для кино на и без того не самую весёлую тему, к сожалению, критично.
Вообще, конечно, Гибсону и Сафиниа нужно отдать должное — хотя бы за смелую попытку сделать интересный фильм о том, как люди нудно и долго составляют каталоги буковок (присутствует даже почти дословная цитата той самой сцены с Кейджем), забывая о жизни вне кабинета и времени как таковом. Получилось не то чтобы хорошо, но хотя бы любопытно: и в этом плане то, что ни один из героев за сорок лет действия абсолютно не стареет (разве что слегка покрывается сединой Шон Пенн, но и то скорее от жёсткого медикаментозного лечения), кажется решением почти концептуальным. Мол, фиксируя слова и даруя им таким образом бессмертность, они и себя запечатали во времени. Ну или просто создатели о гриме забыли, кто теперь разберёт.
С 25 апреля в кино.