Рецензия на фильм «Красный призрак» — восхитительное военное кино, которое бросает вызов псевдопатриотизму с помощью тарантиновского юмора

Зима 1941-го. Отряд советских вояк пытается выбраться из «Вяземского котла», печально известного немецкого окружения под Москвой, и забредает в заброшенную хижину. Разношёрстная компания (среди них — старик, замёрзший Юрий Борисов, беременная, шутник и другие характеры-маски) быстро понимает, что с домом что-то не так. Вокруг — ни души, на столе — нетронутая еда, поэтому часть отряда отправляется на разведку и поиски недругов. Пока одни изучают территорию, другие оказываются в патовой ситуации: в этот самый момент в хижину наведываются немцы. Обычно дом служил ловушкой для партизан, но очаровательный нацист Браун (Фольфганг Черни) любит изучать врага во всех аспектах, поэтому ему хочется попариться по-чёрному в бане возле халупы. Через несколько мгновений тайное становится явным: враги находят Веру (Полина Чернышова), спрятавшуюся в сундуке, а отряд отправляется на её спасение. Правда, сражаться они будут не одни — на помощь им придёт Красный призрак, мифический советский ассасин, который уже давно успел стать главным ночным кошмаром немцев.

Полина Чернышова в роли Веры на кадре из фильма «Красный призрак»

Начинать разговор о любом военном кино, а уж тем более о «Красном призраке» — фильме, максимально не вписывающимся в современную отечественную повестку, — необходимо с контекста, о котором большинство из вас и сами прекрасно знают. Год назад мой коллега Ефим Гугнин размышлял о будущем патриотических блокбастеров в своей статье и справедливо сокрушался из-за торжества заскорузлых канонов в жанре, вытеснивших настоящие человеческие трагедии. Мол, эти страшные страницы отечественной истории в результате оказались оплотом или, если угодно, прикрытием для псевдопатриотизма и псевдогероизма. Так вот: спустя год, когда в кинотеатры выходит «Красный призрак» — картина, которая, несмотря на своё название, куда живее почти любого современного военного фильма, бедственность положения ощущается ещё сильнее.

Вячеслав Шихалеев в роли лейтенанта на кадре из фильма «Красный призрак»

С одной стороны, это может показаться, напротив, примером «вопреки»: историей о том, что у нас в кинематографе возможны дерзкие эксперименты, а авторы предпочитают тарантиновские по духу комедии рафинированным военным драмам. Но если посмотреть правде в глаза, то всё окажется не так просто. «Красный призрак» — кино многострадальное, создававшееся аж 7 лет. Прокат у него, как можно догадаться, скромный: у той же провальной «Зои» копий больше почти в полтора раза. На масштабные сборы рассчитывать не приходится ещё и из-за графика релизов: фильм Богатырёва конкурирует в прокате с третьим «Заклятием», «Круэллой», «Тихим местом» и «Форсажем 9», а промокампания у него, скажем честно, надежды на интерес публики не вселяет. Когда Ефим писал о том, что нам нужно просто дождаться хороших ревизионистских военных картин, он, кажется, сознательно решил не добавлять: дождаться, а потом следить за их кассовыми провалами.

Юра Борисов в роли Замороженного на кадре из фильма «Красный призрак»

Хотя, в общем-то, «Красный призрак» выглядит как самый что ни на есть кинотеатральный хит. Для фильма, где всё действие происходит в заснеженных пейзажах, а в кадрах иногда мелькают умершие от холода советские солдаты, картина Богатырёва парадоксально летняя. Военный пафос тут сменяется военной иронией (по словам режиссёра, все истории, лёгшие в основу сюжета, они собирали в интервью с ветеранами, и те, в свою очередь, своими шутливыми рассказами сами продиктовали комичную тарантиновскую стилистику), а обычная перестрелка где-то под Москвой больше напоминает мексиканскую дуэль, что была, например, в «Бесславных ублюдках». Кровь летит прямо на экраны, челюсти раскалываются, как грецкие орехи, а немцы в кои-то веки умирают не просто бесславно, но ещё и смешно. Для тех, кому «Форсаж» уже опостылел, в финале припрятан, очевидно, невольный референс: вместо того чтобы выстрелить в последнего врага, Красный призрак, прямо как в седьмой части знаменитой франшизы о семейке Вина Дизеля, где Торетто дрался с Шоу на гаечных ключах, колошматит его винтовкой.

Юра Борисов в роли Замороженного на кадре из фильма «Красный призрак»

И всё это в скромной, почти замкнутой локации старого хутора. «Красный призрак», может, скупится на сеттинг (было бы удивительно, если бы не — бюджет здесь, очевидно, совершенно не для экшен-фильма), но едва вмещает все события в свой полуторачасовой хронометраж. Богатырёв палит без передышки и перезарядки: иногда холостыми, если речь идёт о попытке придать «Призраку» драматической глубины, но чаще боевыми. И самое обаятельное здесь даже не то, как сделан фильм. За всеми этими визуальными отсылками к культовым вестернам и советской военной классике остаётся то самое кино, по которому мы с Ефимом так отчаянно скорбим вот уже какой год. Да, это зрелищная и уморительная картина — в ней полно гэгов с убийствами, между перестрелками герои рассказывают анекдоты категории B, а Красный призрак напоминает скорее тарантиновского Жида-медведя, чем типичного российского героя, но создатели ни на секунду не забываются, не превращают весь этот кровавый парад в карго-культ, талантливое, но бессмысленное подражание западному жанру.

Это всё ещё, во-первых, кино о войне, а во-вторых, российское кино. В ухмылках здешних героев по-прежнему скрывается какая-то неутолимая шукшинская тоска или бондарчуковский надлом, но, что важнее, «Красный призрак» показывает не столько ликование победы, сколько её безымянные портреты. Не зря ведь в сценарии у наших солдат нет имени (беременная Вера не в счёт — у неё, скажем так, персонажа зовут довольно поэтично) и какого-то внушительного бэкграунда. Даже Красный призрак, как окажется позже, величина переменная, а героизм — понятие, далёкое от медалей, регалий и признания. Все лица Великой Отечественной мы, увы, запомнить не сможем, но это кино по крайней мере пытается. Пока Зоя Космодемьянская проходит бессчётный адовый круг российских адаптаций, а Ленинград в очередной раз подвергается голоду, где-то там, в закромах нашей культуры, остаются люди-мифы, чьи истории жаждут своего часа. Призраки, но не красные — простые люди, падшие под забытым богом хутором.