Пересказанная в отрывках стихотворений и сценах из жизни судьба Бориса Рыжего.
Я так хочу прекрасное создать,
печальное, за это жизнь свою
готов потом хоть дьяволу отдать.
Хоть дьявола я вовсе не люблю.
Поверь, читатель, не сочти за ложь —
что проку мне потом в моей душе?
Что жизнь моя, дружок? — цена ей грош,
а я хочу остаться в барыше.
Борис Рыжий, 1995 год
«Жить тяжело и неуютно, зато уютно умирать», — разносилось по Сети последний год в песне группы «Молчат дома». Завирусившийся трек вызвал волну интереса к автору тривиально грустных строк — человеку-парадоксу Борису Рыжему. Потому парадоксальному, что из-под его руки появились слова «Жизнь прекрасна. Смерти нет», а в предсмертной записке — «Я всех любил. Без дураков».
Борис Рыжий — это кто? Вероятно, не всеми признанный поэт, ставший жертвой девяностых — эпохи, когда культуру перемалывали очень быстро, чтобы бежать вперед к светлому будущему. Рыжий стал громоотводом целого поколения, вобрав в себя всю грусть и разочарование, чтобы другим досталось меньше.
Кто же все-таки такой Рыжий, пытается ответить режиссер Семен Серзин в байопике о поэте. Боря (Евгений Алехин) — заботливый отец, когда лежит на кровати с сыном и читает сказку. Борис — так себе муж, который рад ежедневной картошке на ужин и не понимает, что на ставку младшего научного сотрудника в Институте геофизики семью не вытянешь. Рыжий — самый талантливый в кругу поэтов, алкоголиков и тунеядцев. Жена Ира (Таисия Вилкова) терпит, иногда наказывает молчанием, но все же любит.
Алехин, возможно, не до конца играет — он такой же на все руки поэт и прозаик, сам себе актер и издатель, разве что шрам пришлось добавить: Рыжий в детстве порезал стеклом щеку. Парадокс поэтического байопика в том, что о самом главном герое мы в итоге так ничего и не узнаем. Вот он ввязывается в драку на улице, перед этим читает браткам стихи вместо откупа, обещает сыну Lego и покупает жене свитер на деньги от полученной премии «Антибукер». Борис потерян и знает только, что ему надо продолжать писать — что, конечно, правда, но с короной на голове рискованно. Полученная премия вскружила голову, и вот поэт уже рассуждает о недостаточном таланте своих товарищей.
Вокруг Рыжего пролетает самая страшная часть эпохи, когда из радио рассказывают о войнах, друзья уезжают по контракту, доллар беспардонно дорожает, а таксист констатирует: «Наверное, надо голосовать за Жириновского». Борис скорее летописец, чем поэт: «Может, лечь на теплый ветер и подумать-полежать: может, правда нам отсюда никуда не уезжать?» Рядом с Алехиным носится Евгений Ткачук в белом пальто с огнестрелом наперевес: он читает стихи, когда поднимает автомат вверх и прикидывается бандитом. Его неизвестный герой-поэт канет в Лету, упав на развалины здания, — на обломках самовластья не напишут его имени. Вокруг Рыжего вечно суетятся те, кто не останется нигде, кроме стихов поэта, — он притягивает персонажей, которых прогрессивно идущее вперед общество вытолкнуло с парохода современности. Серзин эксплуатирует камео: в образе Летова на пару секунд появляется Александр Ильин, а на квартирнике кутят Леха Никонов из группы «Последние танки в Париже» и питерский поэт Ваня Пинженин.
Но все это — сборник сцен из жизни человека, которому до того тошно было, что в 26 он больше не смог. Из картины не ясно, что же все-таки с такой силой надавило на Рыжего. Вероятно, ужасы конца девяностых и наших дней совпали, и теперь Борис кажется не громоотводом, а немного слабаком. Когда он в пальто ложится в ванну, как в таком же меланхоличном настроении делал Патрик Мелроуз, зритель замирает — вот, кажется, и все. Но за пару минут все приходит в позитивную тональность, а потом снова сбивается: на экране появляется надпись «Борис Рыжий покончил с собой в возрасте 26 лет». Меж тем поэты дерутся после награждения под песни группы «Руки Вверх», столы ломятся не от еды, а от бутылок, и все приходит к единому творческому знаменателю — деструктивизму.
«Рыжий» — аккуратный, недостаточно грубый для выбранного персонажа байопик. На судьбу поэта можно смотреть под разными углами, но не через замыленную призму проходящих дней. Когда Борис получает премию и читает стихи в Роттердаме, мы уверены, что все хорошо. Когда он дарит сыну компьютер, появляется детская радость. А потом Рыжий, одно существование которого — памятник печали, тихонько уходит. Из культурной повестки он ушел чуть громче, но запомнился все же кулуарно. Такова судьба поэта, пропускающего через себя эпохальную тоску.