Рецензия на фильм «Снега больше не будет» — отличную польскую драму о Чернобыле, советской травме и классовом конфликте

Женя (Алек Утгофф) — украинский эмигрант, живущий в Польше. Ребёнком он пережил Чернобыльскую аварию и теперь, как он сам считает, обрёл сверхспособности: он может, почти как Джон Коффи из «Зелёной мили», проникать внутрь людей и излечивать их от болезней. В Польше Женя работает массажистом — ходит по богатому району и избавляет его зажатых, нервных обитателей от всех физических и душевных недугов.

Малгожате Шумовской, одной из главных польских режиссёрок современности, давно интересны истории о «других» людях, которые так или иначе должны выживать в консервативном обществе. В «Лице» переживший страшную операцию герой сталкивался с неприятием в родной деревне, «Во имя…» рассказывал о священнике- гомосексуале, проповедующем в глухой и отнюдь не толерантной польской провинции. Даже нестройный англоязычный дебют Шумовской, «Приди ко мне», был о том же: там молодая сектантка восставала против патриархальных устоев своего религиозного «отца». «Снега больше не будет» вроде бы вписывается в эту тенденцию: снова инаковый герой (бедный украинец-эмигрант, крутящийся в кругах богатых поляков), снова неординарный концепт — возможно, самый неординарный в фильмографии Шумовской.

Алек Утгофф в роли Жени на кадре из фильма «Снега больше не будет»

И вновь большое внимание к деталям быта, к сиюминутным сценкам, где вроде бы «ничего не происходит», но которые формируют ощущение пространства, рисуют картину одного конкретного и странного сообщества. Кажется, что Шумовская очень комфортно чувствовала бы себя в комедии наблюдений, если б не была так озабочена проблемами социума. В том же «Лице» маленькие трагикомичные сценки собирались в метафоричную драму о болезнях современной Польши, в жестокий приговор стране, где все поголовно ходят в церкви, но забывают о простейших божьих законах вроде того, что ближнего своего надо вообще-то любить. В «Снега больше не будет» социальное тоже выведено на первый план. Богатый польский район, в котором работает Женя, визуально отделён от колоннады серых панелек, где он живёт: первый больше напоминает пригородную Америку с её пастельными цветами, ровными лужайками и улыбчивыми соседями; вторые видят из своего окна 99% жителей постсоветских стран. «Снега больше не будет» — помимо прочего, история о социальном расколе, о невозможности пересечь классовую черту даже в стране (а может, особенно в стране), где всего 30 лет назад правил коммунизм.

Но не всё так просто. В отличие от «Лица», новую работу Шумовской не запихнуть в легко формулируемые морали. Отношения классов здесь глубоко амбивалентны: несмотря на явную социальную пропасть между Женей и его клиентами, в их отношениях не видно привычной дихотомии плебей-патриций. Само их разделение, как бы говорит нам фильм, надуманно. Это доказывает, например, то, что даже языковой барьер не мешает героям коммуницировать: Женя тут часто переходит на русский, а клиенты-поляки не подают виду — они всё равно отлично понимают, что он говорит. Ведь у них, несмотря на разницу в статусе и нации, одни корни и одна, что важнее, травма (выраженная в узком смысле тем же Чернобылем, чья радиация долетела и до Польши, в широком — коммунистическим прошлым).

Алек Утгофф в роли Жени на кадре из фильма «Снега больше не будет»

И страдают от этого видимого разделения не бедные: с ними всё как раз понятно, их дело — выживать. Подчинённым и болезненным классом тут выглядят богатые: люди, потерявшие цель, а потому борющиеся с надуманными проблемами и не способные решить проблемы реальные (вроде рака, что одинаково убивает людей с любым достатком). Шумовская показывает мир, который, по сути, является симулякром, пустой, но приятной глазу открыткой, держащейся лишь на заблуждении, что как-то так, наверное, должно выглядеть место, где живут счастливые люди. На деле же его обитатели напрочь потеряли связь с реальностью — с той травмированной, меланхоличной, жестокой реальностью, чьим агентом в фильме выступает выживший после Чернобыля Женя. И которая так странно выглядит на фоне привычных декораций в картине: как только герой приходит домой в свою хрущёвку, кажется, что тебе включили совершенно другое кино. Так же как и богатый, приехавший посмотреть на типовой спальный район, может решить, что его увезли в другую страну.

После того как Женя с помощью своей сверхспособности залезает в голову к клиентам, Шумовская — что, кстати, ей совсем несвойственно — отрывается от реальности и ныряет в глубины подсознания: то ли самого Жени, то ли его пациентов, а скорее и то, и то сразу. В этих коротких, энигматичных сценках она открыто цитирует Тарковского, и переснятые эпизоды из «Зеркала» и «Сталкера» странно вклиниваются в остросоциальную поэтику самой режиссёрки. Можно долго гадать, зачем она это делает: может, просто Тарковский как «бренд» для неё синонимичен чему-то сновидческому. А может, кино Андрея Арсеньевича выступает глобальным символом какой-то общей невыражаемой боли, которая объединяет Женю с его клиентами и которой скреплены все жители стран Варшавского договора. Или все люди вообще. Понятно одно: в этот раз Шумовская ускользает от точных дефиниций. Даже её финальный титр, в котором режиссёрка напоминает, что скоро в Европе вообще не будет выпадать снег (факт, давший название всей картине), выглядит не столько попыткой сыграть на актуальной экоповестке, сколько ироничным уколом: ведь в самом фильме эта тема почти никак не осмысляется. Ну, не будет и не будет, кому какое дело — всегда будут более насущные проблемы вроде того, в каком наряде сегодня вышла соседка и кто что увидел, подглядывая в чужое окно.