Рецензия на мюзикл «Дольче!»: Орфей и Эвридика в Dolce & Gabbana

Показы спектаклей и опер на большом экране для зрителей не в новинку: такие эксперименты хоть и происходят редко, но уже стали обязательной частью проката. Однако «Дольче!» — в оригинальном названии просто «Опера!» — предлагает новый взгляд на привычный формат: театральное действие в картине смешивается со сновидческими декорациями, визуальными эффектами и драматургией, присущей экрану, а не сцене. Есть риск, что, несмотря на восклицательный знак в названии, релиз пройдет тише, чем хотелось бы, — а ведь французско-итальянские кинематографисты со всем уважением к классическому произведению вдохнули в него новую жизнь. Символично, что экспериментальная картина выходит в российский прокат 27 марта — во Всемирный день театра.

Как и подобает древнегреческим мифам, завязка в «Дольче!» стремительна: стоит только Орфею (Валентино Бузза) и Эвридике (Мариам Баттистелли) встретиться на ступенях сюрреалистического здания, чтобы скрепить узы любви, как свадебное шествие прерывает черный автомобиль и выстрел: так, по мнению создателей, в современном мире мужчины, возомнившие себя богами, похищают женщин. Безмолвная сцена могла бы оставить зрителя в замешательстве, но с первых же секунд Венсан Кассель гипнотическим голосом погружает в историю о влюбленных. Актер в буквальном смысле исполняет роль не просто рассказчика, а проводника: в этой вселенной он — Харон, которому предстоит устроить увлекательную экскурсию по загробному миру и отелю «Аид».

Мариам Биттистелли в роли Эвридики на кадре из фильма «Дольче!»

Паоло Геп Кукко и Давиде Ливермор, сценаристы и режиссеры проекта, не стесняются возвести романтическую историю в кинематографический абсолют: они берут эстетику оперы и переносят ее в пространство современного цифрового кино, создавая мир виртуальной архитектуры и пейзажей. «Дольче!» построен на столкновении эпох и жанров — например, классические арии сплетаются с электронной музыкой, а вместо туник герои носят Dolce&Gabbana. Смелый подход требует безупречного чувства стиля: режиссеры уверенно балансируют на грани между экстравагантностью и изысканностью, наполняя фильм выразительными визуальными решениями. Именно авантюрный стиль превращает «Дольче!» в нечто большее, чем очередная экранизация классического сюжета: необходимая для большинства опер пышность с использованием технологий становится еще грандиознее. 

Фанни Ардан в роли Прозерпины на кадре из фильма «Дольче!»

В современной трактовке мифа помимо классической истории любви появляются и другие экзистенциальные размышления. Подземный мир в фильме — пространство нерешенных конфликтов, где Орфей ищет не только Эвридику, но и путь к примирению с родителями. Однако Орфея, прощающего предков, и Эвридики, задумывающейся о своей женской самостоятельности (в какой-то момент героиня не уверена, что хочет возвращаться из загробного мира под венец), мало для полноценного погружения в современный контекст. Возлюбленные, оказавшись в отдалении друг от друга, становятся самостоятельными героями, а не сплоченным против врага дуэтом. История страсти расслаивается на отдельные фрагменты и индивидуальные переживания, а цельная мифологическая драматургия теряет былое величие. Несомненно, каждая из сцен — отдельное жанровое новшество, однако визуальная составляющая в них привлекательнее сюжетной. 

Эрвн Шротт на кадре из фильма «Дольче!»

Путешествие жениха сопровождается испытаниями, проверяющими его непоколебимость. На пути встречаются загадочные Прозерпина и Атропа, готовые испытать героя на силу любви и готовность к жертве. Именно в эпизодах всевозможных моральных экзаменов Орфея становится ясно, что создатели гораздо больше внимания уделили визуальной составляющей, нежели драматургии. Когда на пути Орфея появляются эксцентричные персонажи, каждый из которых — часть маршрута, ни один из второстепенных героев не раскрывается должным образом. В отличие от мифа, где каждый — кладезь жизненных принципов и моральных устоев, в «Дольче!» эпизодические фигуры скорее выполняют роль NPC, чье задание предстоит выполнить Орфею. Карикатурность и одномерность героев усугубляет ощущение поверхностного повествования, из-за чего приходится сомневаться и в мотивах самого Орфея, и в желании Эвридики воссоединиться с возлюбленным. Однако актерский ансамбль отлично справляется в заданных рамках: каждый старается привлечь внимание к центральной драме, а не окружающему миру. 

«Дольче!» часто увлекается своими амбициями, создавая визуальный эксперимент, где роскошные декорации и эффекты берут верх над драматургической основой. В своем стремлении к грандиозности фильм иногда забывает об эмоциональной глубине, которая лежит как в основе мифа, так и в сценарии оперы. Несмотря на то что местами «Дольче!» больше похож на сборку новелл, нежели на цельное произведение, фильм однозначно может стать важным элементом в цифровых исследованиях и популярных ныне screen studies. Далеко не каждая экранизация мифов оказывается удачным экспериментом, какой получился у Ливермора и Кукко.