Второй "Мадагаскар" не убил первую часть, а сделал ее смешнее и страннее. Пингвины рулят, бабка злится, Африка становится идеальным ночным клубом.
Животные из Центрального парка, пытаясь вернуться в Нью-Йорк с Мадагаскара, оказываются в каком-то африканском заповеднике, где лев рядом с ягненком, в прудах валяются сексуальные бегемоты, а если животное заболевает, оно ищет умиральную ямку, ложится в нее и ждет смерти. Пингвины, сетуя на идиота-Дарвина, из-за которого они и отвертку удержать не могут, чинят вконец раздолбанный самолет. Им помогает орава приматов, быстро эволюционируя от простого "уиии, уии!" к созданию профсоюза и требованию декретных отпусков ("Но вы же все… мальчики?" – уточняет кто-то из пингвинов). Мальчики, девочки, какая в Африке разница.
Африка – лучшее место для самоидентификации, и всем главным героям – льву, зебре, бегемотихе, жирафу, Королю лемуров и даже злобной нью-йоркской бабке – достанется столько возможностей для поисков своего "я", сколько они смогут удержать. Лев Алекс найдет папу, маму и потрепанный "фуфик" своего детства. Жираф станет шаманом и расскажет бегемотихе, как она прекрасна. Бегемотиха получит авансы от шикарного бегемачо, но он не преуспеет в искусстве комплиментов, и чудесная песня "Влюбилась, влюбилась" будет пропета зря. Зебра выяснит, что все счастливые зебры одинаковы, и лишь у несчастных есть шанс выглядеть как-то особенно. Гламурняшечка Король лемуров продолжит ловить свой кайф, устраивать шоу "столкни жирафа в жерло вулкана" и собирать под это дело огромные залы. Бабка из Нью-Йорка вспомнит свою герлскаутскую юность.
Вторая часть «Мадагаскара» не убила первую, а сделала ее гораздо смешнее. Страннее. И сумбурнее: персонажей слишком много, сюжетных линий – как обезьян в заповеднике, все бегают, визжат и требуют декретного отпуска. Шутки – действительно очень смешные – выглядят так же, как нью-йоркские животные посреди африканской саванны. То есть, их невозможно отличить от местных, но какие-то они все-таки странные. Улетая от своего народа, Король лемуров оставляет вместо себя геккона и напутствие подданным: "Пусть едят пирожные". Посреди полета за окном вдруг возникает прямая цитата из "Сумеречной зоны". Обезьяны оказываются главной движущей силой новопостроенного самолета, напоминая о мартышках, способных напечатать всего Шекспира.
Вообще же дримворковская Африка – это, знаете, такой идеальный нью-йоркский ночной клуб, где все неоправданно веселы, кто-то говорит об айфонах, кто-то признается кому-то в любви, кто-то бьет акулу-каракулу кирпичом, в туалетах происходит естественный отбор (Дарвин, душка, привет тебе), а главные герои обнимают "фуфики" и думают о важном.
О семейных ценностях, о том, что каждый способен на подвиг, о том, что надо делать только то, что ты действительно умеешь, надо быть честным и верным, о том, что любовь – волшебное чувство, которое может настичь любого пингвина… Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад, изысканный бродит жираф. Хи лайкс ту мув ит, мув ит.