«Ты пишешь картину, но не кистью, а другими приемами»: интервью с Ольгой Афиногеновой

Ольга Афиногенова для Printed.

Расскажите, пожалуйста, о начале своей карьеры. Я читала, что вы работали в театре.

Да, я 10 лет служила Театру Вахтангова – на женской стороне. Пришла туда, еще когда училась в театрально-художественном училище. На самом деле, в юности я даже не думала, что буду художником по гриму – я хотела работать художником по костюмам. Учиться пошла за компанию с двумя своими подругами-близняшками. Одна из них хотела быть художником по костюму, как и я. Вторая – художником-бутафором. Но наш преподаватель на подготовительных курсах по живописи и рисунку нас переубедил. Он сам преподавал на нашем отделении и так хитро и грамотно подбирал себе учениц. Я очень благодарна и училищу, и Театру Вахтангова – это моя школа, альма-матер. Там я научилась всему как мастер.

Насколько отличается работа в театре, в кино и на телевидении? Вы же телепрограммами тоже занимались.

Да, причем телепрограммы очень зависят от жанра. Есть «Большая разница», где все утрировано, и там грим очень яркий, близок к театральному. А театральный грим рассчитан на зал, на большое расстояние, нужно донести образ даже до последних рядов. В кино такое не нужно, и мне приходилось переучиваться на более жизненный и реалистичный грим. Не каждый видит разницу, не чувствует жанр.
Кстати, классный навык, который приобретаешь в театре, – это скорость работы. Потому что в кино все дольше происходит, а в театре привыкли все делать быстро, но ярко.

Вы же еще работаете как визажист – помогаете актрисам на съемках, готовите их к выходам.

Да.

Гример должен уметь быть визажистом или это вообще разные области?

Визаж – это приукрашивание, выгодное подчеркивание черт лица, а грим – более многогранная структура. В нее входит и портретный грим, и характерный. Не каждый визажист может сделать художественный образ. Во многих наших сериалах мы вместо грима видим просто красивый макияж. А мы, художники по гриму, разрабатываем именно образ, знаем анатомические особенности лица, как оно работает, и идем дальше, чем визажисты.

А в «Содержанках», где актрисы должны были выглядеть очень гламурно, это еще макияж или уже грим?

«Содержанки» – это, конечно, чистый глянец, такая задача была. Но и в этом глянце нужно было найти характерные особенности. Там тоже было утрирование, но оно опиралось на образы героинь. Конечно же, я искала модные, актуальные тенденции, потому что сам материал способствовал этому. Но для каких-то характеров, допустим, для героини Сони Эрнст, не предполагалось изначально экстра-гламура. Ее образ из других моментов складывался, более классических с точки зрения грима. А так да, там была возможность развернуться. Но я всегда помню, что моя работа – это не способ самореализоваться. Не то чтобы я узнала тенденции – и давай их воплощать. Все осознанно происходит, осмысленно. Не грим ради грима. Не мейк ради мейка. Это более сложная история. Мы создаем образ вместе с режиссером, с художником по костюмам, с художником-постановщиком, работаем над общей концепцией. Если каждый будет тянуть на себя одеяло, ничего хорошего не получится. 

А что вы больше любите? Киношный грим, телевизионный, обложечные съемки? Или важно, чтобы было многообразие?

Да, я художник, натура, можно сказать, ветреная. Я вхожу в рутину, если делаю одно и то же. Но жизнь классная, она подбрасывает разное. Допустим, сейчас я работаю с Хиблой Герзмавой, это наша оперная дива высочайшего уровня. Опера, казалось бы, такая законсервированная структура, но нет, многое зависит от характера человека. Хибла безумно многогранная, она очень модная, она секси, и с ней классно работать. Я собираю ее сценические образы, выходы в свет.
А помимо этой работы есть и другая – например, скоро премия журнала «ОК!», и я, как всегда, собираю Лену Подкаминскую. Это всегда классная возможность потренировать свою насмотренность, а еще коммуникация с моими любимыми актрисами. В общем, большое счастье.

Следите за визажистами? За сезонными коллекциями?

За визажистами и блогерами да, а вот коллекции косметических и фэшн-марок мне как-то не очень интересны. То есть я могу отметить, допустим, что на показе был какой-то тренд. Но я не всегда с ним согласна. Вот, допустим, мне коллеги говорят – ой, какой был мейк модный! И она делает такой мейк, а у актрисы глаза в два раза меньше становятся. Ну и какой смысл? Я за здравый смысл и за анализирование. Я скорее слежу за общими тенденциями, работаю над образами и характерами, скажем так. То есть более многогранно использую тренды. Всегда смотрю, как мейк гармонирует с прической, с костюмом. Это интереснее.

А кто ваш главный коллега на площадке? Художник-постановщик, художник по костюмам, режиссер? По вашим словам, важно быть не отдельно, а в команде.

Вы абсолютно правы, для меня команда очень важна. Хотя я уже дошла до такого уровня, когда мне, допустим, не нужен оператор-постановщик, чтобы решать какие-то моменты в кадре. Но, конечно, я в первую очередь иду от режиссера, потому что фильм – это его задумка. Поначалу мы сотрудничаем наиболее тесно именно с ним. А потом начинается более детальная работа – например, с художником по костюмам. Конечно, не со всеми сразу получается работать в тандеме. Могу только поблагодарить Диму Дьяченко, своего любимого режиссера, у которого прекрасный вкус и насмотренность. Мы работаем на полном доверии: он в общих чертах объясняет, как бы хотел видеть персонажа, и дает мне полный карт-бланш. Если персонаж более сложный, то в процесс могут включиться и креативные продюсеры. Вообще, сейчас структура работы в кино немножко поменялась. Раньше мы работали в тандеме с художником-постановщиком, он был начальником художников по гриму, но я эти времена уже не застала.

Что первично – костюм или мейк? Вообще, как строится ваша коммуникация с художниками по костюмам? Вот если говорить о «Содержанках» и Наталье Каневской, например.

Там была скорее фэшн-история, мы каждый раз ждали этих примерок, представляли, что это будет нечто особенное. И в данном случае костюм более запоминающийся, он на переднем плане, зритель замечает в первую очередь его. Но я как художник по гриму знаю, как это работает, и понимаю, что моя работа не менее значима. Повторюсь, я никогда не стремлюсь сделать мейк и прическу с перебором, чтобы они были кричащие и необоснованно яркие. Я тут не самореализуюсь как художник, я создаю образы, это более тонкая работа.

А SFX и пластическим гримом вы занимаетесь? Насколько я помню, на «Последнем богатыре» вы работали в тандеме с коллегой, который отвечал за этот департамент. А сами такое любите или не любите?

Да, я работала с Петей Горшениным, причем не только на «Последнем богатыре», мы во многих проектах встречались. Он занимается сложным гримом, спецэффектами. Конечно, я тоже делаю некоторые детали: допустим, перерезанное горло, вены, синяки, ушибы, царапины, шрамы. Старение, кстати, сама делала на «Последнем богатыре». Но поскольку такие проекты достаточно объемны и именно в моем департаменте много других задач, то, конечно, такие вещи делегируются людям, которые специализируются по этому направлению. Я всегда за то, чтобы каждый делал свою работу, так получается более качественно. Я знаю, что многие гримеры – фанаты спецэффектов, любят отливать всяких упырей, но я как художник нахожу другие творческие выходы своей энергии.

А с мужчинами любите работать?

Да! Я считаю, что мужские гримы незаслуженно недооценены. Даже мной они долго игнорировались. Но ведь мужской грим – это не просто причесать, припудрить и замазать синяки. Я поразилась, насколько он может производить «вау-эффект», на «Последнем богатыре», когда работала с образом Добрыни. Потом на «Содержанках» я нашла возможность делать образы мужчин-актеров современными и интересными. Причем не обязательно красивыми – если речь про ментов, например. Артисты приходили, и я их причесывала, стайлинг делала – но такой, чтобы не казалось, что они только вышли из салона красоты. Но актер сразу выходил на другой уровень. Я нашла технику, которая позволяет сделать мужскую укладку реалистичной, и полюбила это делать. Это порой сложнее, чем сделать женскую прическу, немногие мои ассистенты смогли перенять эту технику.

А бывает, что кто-то из артистов, например, любит сам краситься, гримироваться, самостоятельно все делать? Или все доверяют?

Ну нет, не все сразу доверяют. В театре, например, люди годами работают, и даже если нет, то пока идет подготовка к выпуску нового спектакля, люди приживаются друг к другу, складывается коллектив. А в кино часто человек играет один эпизод, он первый раз к тебе приходит и сразу должна сложиться коммуникация. Не всегда сразу все бывает идеально, но я не припомню, что кто-то все сам делал. Но бывает, у артистов есть рекомендации, что идет, что не идет.

Вы принимаете во внимание эти рекомендации?

Да, я же за здравый смысл. Человек ведь жил с собой долгие годы, а я его только увидела. У некоторых, правда, не совсем правильное мнение о своей внешности бывает. Если я вижу, что нужно что-то поправить в видении актера, то пытаюсь его убедить, чтобы он доверился, позволил.

А бывает, что люди обижаются? Говорят, например, что вы его или ее сделали некрасивым или некрасивой, просят переделать, а вы пытаетесь объяснить, что так нужно для роли?

Как правило, так говорят актеры массовых сцен. «Мне это не идет» – их любимая фраза, у них почему-то часто бывает ощущение, что они пришли в салон красоты. Раньше я пыталась объяснить, что это не вы, это образ, но в массовке часто определенный тип людей снимается – и не всегда имеет смысл выкладываться и объяснять. Я всегда делаю то, что нужно. А профессиональные актеры мне такого никогда не говорили, даже наоборот. Я всегда, несмотря на то что делаю характерный грим, вывожу их на какой-то уровень богический. Есть моменты, которые не очевидны, но считываются зрителем, причем даже в естественных гримах. Я обожаю неочевидные приемы, я могу сделать так, чтобы кожа светилась или чтобы волосы выглядели гуще. Я не буду всех фишек рассказывать, конечно же, даже мои ассистенты просят не выдавать наши секретики, но я всегда готова делиться со своими ученицами.

Вы работаете на нескольких проектах параллельно или они по очереди идут?

Я никогда не совмещаю проекты. С моим подходом это просто нереально, потому что я практик: нет такого, что я создаю образ и передаю ассистенту, я сама гримирую, по кадру работаю. Не расслабляюсь. Соответственно, невозможно совместить две площадки. Максимум, что я могу позволить себе, – отъехать ненадолго, чтобы собрать кого-то, Хиблу, например, или Лену Подкаминскую, потому что меня очень просят.

То есть вы постоянно присутствуете на площадке, смотрите кадр?

Конечно, это очень важно, потому что мы не знаем, как дойдет актер до кадра. Порой даже я не могу предполагать, учитывая свет в помещении, где стоит камера, как будет выглядеть актер. Нужно смотреть в плейбэк. Это тоже часть работы художника по гриму, как и художника-постановщика, который сидит у монитора и смотрит картинку. Картину. Это же и есть картина, ты пишешь, но не кистью, а другими приемами.

Сколько обычно длится ваш рабочий день на площадке? Сколько времени уходит на непосредственно грим в начале и сколько потом идет съемка?

Обычно рабочий день в кино – 12 часов. Бывают переработки, конечно, плюс еще нужно добраться до объекта. Примерно час – час пятнадцать уходит на каждый женский грим: в зависимости от сцены бывает три актера или, например, один. В среднем около двух часов идет подготовка к первому кадру.

Мужской грим быстрее делается, чем женский?

Зависит от образа. Сейчас мы работали над фильмом «Финист. Первый богатырь», и там и мужской, и женский занимали примерно час пятнадцать. А бывает, что на мужской грим уходит 5 минут. В среднем – 20, а на женский – час-полтора в зависимости от сложности.

Расскажите про «Финиста», пожалуйста, про его визуальную часть, про сам проект. Будет ли там такое же разнообразие грима, как в «Последнем богатыре»?

Начну с того, что я горжусь этим фильмом и верю в его успех. Сейчас идет постпродакшен, и мне обещали скоро показать первый черновой монтаж. Что касается визуальной части, то я уверена, что она будет не менее интересной, несмотря на то что там практически нет пластического грима – только у Елены Алексеевны Яковлевой, которая играет старую Бабу-ягу. Но это абсолютно не умаляет ценности и уникальности визуального ряда. У нас там есть элементы road movie и фэнтези – сценарий переходит из современной российской действительности в восточную, и там очень классно поработали и художники по костюмам, и художник-постановщик, вообще мы все развернулись как могли. У нас были огромные массовые сцены по 200 человек, мы снимали в Казахстане в декорационном городке, имитирующем старый восточный город. Это очень красиво, получилась сочная картинка, как на полотнах Верещагина. Плюс есть классный CGI. Не могу сейчас рассказать подробно, но я уверена, что зритель будет в восторге. И мне очень нравится сценарий, герой проходит трансформацию: изначально это человек, думающий только о себе, самовлюбленный, даже злой в какой-то степени, который потом понимает человеческие ценности, эмоции других людей.
Кстати, в этой восточной части фильма появляется злодей, которого играет потрясающий актер Федор Добронравов. Вообще он обычно исполняет положительные роли, у него есть амплуа, в которых его привыкли видеть. И нужно было абсолютно другой образ создать. Задачи были сложными: надо было, чтобы его не считали с самого начала злодеем и чтобы он был обаятельный, такой злодей-обаяшка. Это все пришлось придумывать и в гриме воплощать. В восточном типаже такую историю очень сложно сделать, потому что они и так все брюнеты, и образ изначально считывается как более глубокий, темный и таинственный, чем, скажем, у легкомысленного блондина. Это была классная работа, увидите потом.

Бывало ли такое, что артистка или артист стали использовать какие-то ваши приемы в повседневной жизни, прическе, макияже?

Могу так про Лену Подкаминскую сказать! Она видит, как я ее гримирую, и несмотря на то что сама не может так накраситься, она старается, чтобы образ, который я нашла, продолжал свою жизнь. Я не имею в виду образ Виктории Сергеевны из «Кухни» целиком, но я делаю ей мейк, с которым глаза становятся гигантскими, ланьими. Никто так не может – все это знают, включая Лену, так что никто на эти мои слова не обидится.

Какие бывают сложности на площадке?

Все хотят какие-то конфликтные истории услышать. (Смеется.) Они, конечно же, есть, но всегда приходится находить выход из положения, потому что конфликт – это тоже способ рождения образа.
Сложности, конечно, происходят. Бывает, например, что уже уехали в экспедицию, парик уже сделан, но приходится делать в срочном порядке другой уже на выезде. Это безумно сложно, но я все воспринимаю, как психологи говорят, как свой рост личностный. Еще бывает, что не выходит сразу образ, что-то не получается, актрисе не нравится, мне не нравится. Но это для меня возможность найти решение, проанализировать ситуацию, сделать выводы. Такое было, например, на «Чебурашке», мы долго нащупывали образ Полины Максимовой. Она не могла покраситься под наш проект, и мы экспериментировали с париком. У художника по костюмам никак не получалось поймать ее образ, стиль, а я отталкивалась в данном случае от костюма, так что у меня тоже не получалось. Мы создавали романтическую героиню, но чтобы она была со своим характером, стержнем. При этом есть законы жанра. В общем, это был сложнейший поиск для меня и для художника по костюмам Наташи Каневской, и в результате все получилось хорошо, я считаю. Но желательно, конечно, определиться с гримом и костюмом в подготовительный период, он для того нам и нужен.

А сколько обычно уходит времени на разработку образа? Какие у него этапы – вы знакомитесь со сценарием, потом с режиссером, потом с артистами?

Да, сначала читаю сценарий. Иногда, правда, еще не прочла, но уже встречаюсь с режиссером – так бывает с Димой Дьяченко, поскольку мы близки друг другу. Он мне задает направление, я размышляю и обычно быстро нахожу визуальный образ. Когда дело доходит до технических деталей, например изготовления постижа, там уже все дольше происходит. Нужно выцепить актера, а у них у всех сложные графики. Сначала нужна предварительная примерка, потом я начинаю изготавливать парик или постиж, первая прикидка, первая проба. В среднем от месяца до четырех идет подготовка, причем меня обычно позже прикрепляют, к сожалению, а художника по костюмам чуть раньше. Продюсеры из экономии не сразу всех запускают на проект.
Бывает, что первые пробы неудачные – так у нас было с Кириллом Зайцевым, исполнителем роли Финиста. Я хотела его переосмыслить, сделать реалистичным – он же не Сергей Столяров, который играл архетипичных русско-советских сказочных персонажей. Я вообще люблю работать с современным антуражем, близким к пониманию современных людей. Конечно, не так, чтобы это шло вразрез со сценарием, но чтобы образы смотрелись естественно и органично. Так вот, образ, который я сначала придумала для Финиста, был слишком реалистичным, и ему не пошло. И это, можно сказать, в момент разрушило мой мир, но потом заставило меня работать, искать другие выходы, и в итоге результат, который получился, и то счастье, которое было и у меня, и у Кирилла, того стоили. А мы с ним те еще достигаторы, нам нужно, чтобы наша работа была самая лучшая, чтобы он выглядел классным, уверенным, чтобы постиж был качественно сделан, чтобы грим был естественным и незаметным, и при этом надо образ донести. В итоге все получилось, и мы тогда же подружились, это было круто. И вот к этому мы шли порядка трех месяцев.

Вы прислушиваетесь к актерам в их пожеланиях насчет грима и причесок?

Конечно же, прислушиваюсь. Но я всегда поражаюсь и глубоко восхищаюсь, когда актеры с полным доверием садятся ко мне в кресло и не говорят ни единого слова. Такое было с Юлей Пересильд, которая играла молодую Бабу-ягу. Все, что я с ней сделала, вызывало у нее только восхищение и радость. И это было обосновано: не какое-то слепое, наивное поведение, а просто она видела, что все работает, что все классно. Такое редко бывает. Признаюсь, Юля – мой кумир в плане и человечности, и профессионализма. В общем, это была классная работа. «Финист» вообще очень классный проект, и я рада, что со столькими прекрасными людьми мне удалось поработать. Мы столько пережили вместе, мы все молодцы, у нас получилась суперработа. И я уверена, что фильм будет очень популярен. Он – наша гордость. 

Читайте это и другие интервью на страницах Printed.

Фотограф: Валерия Сучкова