Враги как на подбор: 5 злодейских штампов из кино, которые нам надоели

Плохой, злой и дефектный: злодей чаще всего изуродован 

Этот штамп прочно впечатан в физиологию антагониста, которая говорит сама за себя. Злодей нарушает законы эстетического идеала: он может быть отвратительным мутантом, обгоревшим маньяком, как Фредди Крюгер, блистать характерным шрамом, как собственно Шрам из «Короля Льва» или его более анархичный аналог — готэмский психопат Джокер. Он может щекотать нервы непослушными щупальцами, как Дэйви Джонс из «Пиратов Карибского моря», или выглядеть совсем как ходячая смерть, подобно Императору Палпатину. Динамика развития таких характеров весьма понятна: дефектная внешность устрашает, вступая в конфликт не только с героем, но и с классической эстетикой, которую он воплощает. Уродами либо рождаются, либо становятся — как Волан-де-Морт, создавая крестражи и ощущая тягу к беспредельной власти. 

Зритель примерно знает, как предстанет злодей: он покажет все свое естество, выйдя из тени, сняв маску, или просто будет сидеть в кресле, как культовый бондовский злодей Блофельд — от вида его рубцов, кстати говоря, до сих пор не по себе. 

Фредди Крюгер / Джокер / Волан-де-Морт

Я твоя не понимать: враг — носитель иностранного акцента

Расовые и национальные стереотипы имеют широкую базу в массовом кинематографе — стоит только посмотреть и послушать, как выражаются злодеи-иностранцы. Боевики 80-х особенно любили этот повторяющийся паттерн, да и любят по сей день: немецкий террорист Ханс Грубер в «Крепком орешке» говорит с акцентом и воплощает расхожие представления о немецком педантизме. Иван Драго в «Рокки» показывает, как американцы представляют советского человека — брутального, холодного и несокрушимого. Советский (в некоторых случаях китайский) злодей — чуть ли не самый комичный стереотип, который запустился в «бондиане» на пике холодной войны («Из России с любовью») и продолжает свое шествие через «Красный рассвет», «Охоту за “Красным Октябрем”», «Джона Уика» и многие другие боевики. Или вспомним, например, расхожий троп с безумными немецкими учеными, которые в помешательстве занимаются сомнительными экспериментами или грезят о пугающих открытиях: Доктор Стрейнджлав из комедии Стэнли Кубрика или хирург Йозеф Хайтер из «Человеческой многоножки». Стереотипы дают о себе знать даже номинально — бесшабашный гений будет обязательно носить какую-нибудь звучную немецкую фамилию, как Игон Спенглер в «Охотниках за привидениями». Такова изнанка толерантного и международного языка Голливуда: если в кадре злодей, то наверняка его корни пущены в какой-то другой стране. 

Иван Драго / Ханс Грубер / доктор Стрейнджлав

Красота сбивает с ног: роковые женщины

Злодейские планы чаще всего вынашивают мужчины, стремясь к мировому господству. Но кино знает и случаи, успевшие превратиться в формулу: если на экране и появляется женщина-злодейка, то она подчеркнуто обаятельна и соблазнительна. Пусть роковая женщина изначально незаменимая героиня всех нуар-фильмов, однако уже несколько десятилетий Голливуд тиражирует образ femme fatale со своей превратной целью: она зачаровывает и манипулирует мужчинами, запутывая в своих сетях. Чего стоит Кэтрин Трамелл в «Основном инстинкте» Пола Верхувена, хитроумные дамы в трико из кинокомиксов (Женщина-кошка во всех инкарнациях Бэтмена) или Т-Х из третьего «Терминатора» в исполнении Кристанны Локен — антагонистка насколько опасная, настолько и соблазнительная.

Женщина-кошка /Кэтрин Трамелл / Т-X

Такой манерный и опасный

Плохой парень не всегда бывает брутален и мужественен — кино нередко заигрывает с образом злодея-андрогина, подчеркивая его изящные манеры, витиеватую красивую речь и мягкие черты лица. Маньяк Баффало Билл из «Молчания ягнят» переодевается в женщину и выдает самый экстравагантный танцевальный номер, Норман Бэйтс до последнего хранит свои секреты эффеминации, а обаятельный интриган Джим Мориарти из сериальной адаптации «Шерлока», кажется, возвел гомоэротичность в формулу: неуловимый и опасный злодей — непредсказуемый враг, чей обманчивый облик не раз поставит героя на край гибели. Этот штамп помогает усиливать героический потенциал протагониста — мачо всегда за добро, и он, конечно, найдет управу на манерного злодея-мегаломана. 

Буффало Билл / Джим Мориарти / Норман Бэйтс

Я — злодей и я — абсолютное зло

Величайшие злодеи в киноистории повадились ничем не мотивировать свое злодейство — оно существует просто потому, что существует, мир должен быть уничтожен ровно по тем же неразгаданным основаниям. В злодейских практиках и жажде видеть реальность в пламени и хаосе нет никаких обоснованных причин, даже в виде детских травм, классовых противоречий, ресентимента и банальных заблуждений. Т-800 из «Терминатора» запрограммирован на слепое уничтожение, Джокер хочет анархии просто потому, что хочет, ничем не отличился и Саурон. Кипит их разум возмущенный — особенно в этом преуспели кинокомиксы, выпустив на поле брани какого-нибудь Альтрона.

Все великие злодеи, подобно агенту Смиту или Ганнибалу Лектеру, просто наслаждаются разрушением космического порядка — если вышеперечисленные образы зла мы с гордостью поставили в иконостас киноискусства (Антона Чигура, императора Коммода и так далее), то сегодня мотивация «разрушения ради самих разрушений» начинает казаться уж больно картонной. Кино, возможно, вынуждено оставаться схематичным в зарисовке вечной баталии добра и зла, но одномерным — в последнюю очередь. 

Альтрон / Ганнибал Лектер / агент Смит