Бездушная копия не то «Высотки» Уитли, не то «Мглы» Дарабонта.
Одним далеко не прекрасным утром жители многоквартирного дома где-то во Франции видят, что мир за окнами исчез. За пределами многоэтажки ничего нет, только темнота, тотальная и непреодолимая. Выброшенные в окно предметы исчезают, высунувшиеся за дверь жильцы остаются со срезанными ровнёхонько по границе света конечностями. Вчерашние безмятежные горожане погружаются в железобетонную изоляцию.
Режиссёр Гийом Никлу снимает с начала 1990-х, но он никогда не был ни фестивальным фаворитом, ни любимцем публики и прославился в первую очередь комедией «Похищение Мишеля Уэльбека» 2014 года, где главный мизантроп Франции Уэльбек сыграл самого себя. Уже после этого к Никлу пошли работать и Жерар Депардье («Долина любви», «Конец»), и Гаспар Ульель («На краю света», «Вновь давным-давно»). «Мгла» — это первый за 10 лет авторский фильм Никлу, где он обходится без звёзд.
Вся хоррор-составляющая картины остаётся на уровне аннотации, на деле же зрителю предлагается ещё одна драма с обилием пустопорожней болтовни. Изолированные жильцы, само собой, моментально звереют, делятся по расовому признаку — белые, арабы, чернокожие — и начинают тихую войну всех против всех. Для удобства союзники проламывают стены и полы-потолки между квартирами, более запоминающихся деталей во «Мгле», к сожалению, не найти. Что это за тьма за порогом и как с ней быть, никто не пытается выяснить даже на уровне обсуждения, просто кто-то раньше, а кто-то позже заколачивает окна и двери и начинает новую жизнь. Никакой динамики в духе «Мглы» Дарабонта, в честь которой, очевидно, прокатчики и назвали картину (оригинальное La tour можно перевести как «Высотка»), здесь и близко нет. Впрочем, задорной литературщиной, как в «Высотке» Уитли-Балларда, тоже не пахнет. Даже фильму «Человек, место, время и снова человек» ударившегося в последние годы жизни в радикальную кустарщину Ким Ки Дука французская «Мгла» тоже проигрывает. Не говоря уже о том, что идея «люди без контроля — самые страшные звери», мягко говоря, не нова.
Деление картины на главы — «сейчас», «через 2 года», «через 5 лет» — не имеет смысла, с течением времени ситуация усугубляется, но ничего не происходит. Растут какие-то дети, едят каких-то жуков. Угасание не доходит до закономерного конца, не оборачивается какой-либо метафорой, все живут в тех же квартирах с теми же стенами, только в худших условиях. Возможно, именно в этом и кроется авторский посыл: после любого кризиса, любого переворота, в ходе которого многие погибнут, всё останется как прежде, только уровень жизни упадёт. Но прежде Никлу такими глобальными выводами не грешил, и нет повода подозревать режиссера в подобном в случае с новой картиной.
Во «Мгле» не за что зацепиться, она не имеет ни запаха, ни вкуса, мертва на уровне замысла. Предыдущие фильмы на ту же тему уже или стали классикой, или своими недостатками обернулись гораздо более ценными картинами, чем любые стерильные и формально безупречные образцы жанра, а по факту шаблонные упражнения на тему. Если же из такого материала откачать всю кровь и лишить даже минимальной динамики, то останется лишь пустое место, единственным преимуществом которого будет компактность — хронометраж укладывается в полтора часа, под занавес которых зрителю дарят диалог, характеризующий весь фильм. «Что чувствуешь, умирая?» — спрашивает у женщины мальчик. «Ничего», — отвечает она. «Совсем?» — уточняет мальчик. «Да», — следует подтверждение в мерцающем огне лампады. Наступает тьма, запускаются финальные титры. Становится понятно, что хотя многие детали и располагают к смеси жалости и отвращения, но ещё до начала действа режиссёр обрёк всех собравшихся перед экраном на точно такое же бесчувствие.