Приз за лучший сценарий прошедшего Каннского кинофестиваля получил Юдзи Сакамото, работавший над «Монстром» Хирокадзу Корээды. Фильм в трех частях рассказывает историю школьного и домашнего насилия, на которое взрослые и дети смотрят совершенно по-разному. Мы поговорили с Хирокадзу Корээдой о строгих порядках японского общества, реинкарнации и детских воспоминаниях.
Чаще всего вы снимаете кино по собственным сценариям или пишете их в соавторстве с кем-то. В «Монстре» вы в первый раз обратились к созданному другим человеком тексту — сценарий написал Юдзи Сакамото. Почувствовали ли вы разницу в работе?
Разница очень заметна, причем в положительную сторону. Когда мы снимали «Монстра», было значительно меньше разного рода колебаний, в этом целиком заслуга Юдзи Сакамото. Я же в процессе подготовки, конечно, пересматривал «Расёмон», читал материалы о том, как Акира Куросава обходился с такого типа сценариями. Оказывается, он держал в голове различные варианты и взвешивал их слабые и сильные аспекты. Было чему поучиться. Процесс работы занял три года: я получил текст и постоянно возвращался к нему, обсуждая мельчайшие подробности с Сакамото. Для меня это первый опыт подобного взаимодействия, потому что обычно я поступаю совершенно иначе и беру во внимание мнения нескольких людей. Когда же дело дошло до съемок, было чувство полного понимания и погружения в сюжет.
В «Монстре» вы по очереди показываете три сюжетные линии, дополняющие с разных точек зрения одну большую историю. Кажется, будто в каждом сегменте визуальное решение немного меняется: тяжело ли было придумывать свои приемы для каждой части?
Не очень тяжело, ведь у нас был четкий и ясный план перед началом съемок. Я подробно обсуждал движение камеры с Юдзи Сакамото и оператором Рюто Кондо. Так, в третьей главе мы пришли к следящей за детьми камере, сопровождающей их до кульминации.
Вы как-то рассказывали, что ваше детство прошло в бедности, но вы не чувствовали особого дискомфорта из-за этого. «Монстр» частично посвящен опеке родителей над детьми. Неужели в Японии это большая проблема?
Да, потому что японское общество — это общество контроля. Например, установка не выделяться из толпы всегда была одной из главных, от этих и других неписаных правил в одинаковой степени страдают и дети, и взрослые. Правда, детей со времен моей молодости рожают намного меньше, сейчас в каждой семье в среднем по одному ребенку, поэтому чадо становится вместилищем родительских ожиданий и контроля. Невидимый для остальных мир детства, как мне кажется, исчез. Взрослеть сегодня как никогда трудно, потому что ты всегда в чужом поле зрения, взрослые либо обеспокоены твоим состоянием, либо заняты на работе. В мое время в каждой семье было по трое детей, и если один был странноватым, то в этом не было ничего страшного.
Можно ли сказать, что мальчики в «Монстре» все время пытаются отстранить родителей от себя, словно пытаясь вытолкнуть их из своей песочницы?
Не думаю, что дети стараются укрыться от взрослых, наоборот, те стараются не замечать происходящего с их детьми. В начале «Монстра» взрослые бездумно верили мальчикам и другим детям, но потом потеряли интерес к их словам. Школа попыталась разобраться в скандале и принесла формальные извинения. На этом расследование причин буллинга закончилось, никто не пожелал докопаться до подлинной причины произошедшего. В тот момент, когда все отвели взгляд и сдались, появился «монстр». Взрослые виноваты, что дети путаются в правде и лжи и потому начинают видеть чудовищ в себе самих. «Монстр» — это история о том, как победить зло.
Было ли у вас в детстве укромное место, как у героев вашего фильма? Весело ли было строить такой тайный уголок для детей в картине?
Рядом с нашим домом было поле, застроенное под автомобильную свалку. Там стояла куча машин, а у нас не было ни одной. Я облюбовал одну незапертую, в которой было много брошенных владельцами вещей, и в нее потом перетащил все свои маленькие сокровища. Это была настоящая крепость для меня, поэтому в «Монстре» мне так понравилось наблюдать за мальчишками, украшающими свой вагончик поезда посреди леса. До сих пор помню запах бензина в машине, он ассоциируется у меня с прекрасным детством.
А что за сокровища были у юного Хирокадзу Корээды?
(Долгое молчание.) Плюшевые медведи.
Отношения ребят в кадре невероятно деликатны. Близкое общение между мальчиками порицается в Японии?
Сложный вопрос. Полагаю, главный герой Минато (Соя Курокава) думает, что ему надо слушать, мягко говоря, противоречивые слова матери и брать пример с отца, который в ее глазах остается сильным человеком, хотя он совершил суицид. Минато ощущает постоянное давление традиционных ценностей, требующих быть «нормальным» и осуждающих нежную дружбу между мальчиками. В финале Минато понимает, что он совсем не монстр, а в его чувствах к Йори (Хината Хиираги) нет ничего плохо. Тем не менее в Японии некоторые дети лишены возможности это осознать, потому что до сих пор есть такие люди, как отец Йори, готовые издеваться над детьми из-за своих предубеждений.
Вы полагаете, что именно прошлое делает людей монстрами, давние душевные раны, которые разрушают изнутри?
Монстры не существуют как таковые. Мы все живем в обществе, но у нас есть неконтролируемые чувства, эмоции и порывы. Когда их становится слишком много, это влияет на взаимодействие с людьми, с собой и окружающим миром. Монстр внутри растет и рано или поздно вырывается наружу.
Судя по фильмографии, вы верите в торжество добра. Где вы находите вдохновение и мотивацию для подобного мироощущения?
Мне хочется верить в светлую сторону человека, поэтому я не делаю фильмов, после которых зритель мог бы выйти и подумать, что люди ужасны. Я не хочу, чтобы люди отчаивались. И это не изменится.
В вашей ранней работе «После жизни» (1998) действие происходит в небытии, где люди могут видеть свои последние сны и размышляют о реинкарнации. В «Монстре» ребята тоже задумываются о том, кем бы они могли стать. Каким животным или, может быть, деревом вы бы хотели оказаться после смерти?
Вы спрашиваете меня, верю ли я в реинкарнацию?
Вы вольны фантазировать.
(Около минуты тишины.) Китом.