Сравнив прозу Чосера с тем, что вышло из-под пера оскаровского лауреата Хелгеленда, трудно не сделать пессимистический вывод, что за истекшие века писательское мастерство изрядно деградировало, а публика стала куда менее взыскательна. При всей возгонке, которой подвергался средневековый материал перед тем, как вылиться в форму рыцарского романа, в этой форме оставалось достаточно натуральности - тогда как "История рыцаря" сплошь суррогатна...
Иесли уподобить Голливуд не привычной "фабрике грез", а комбинату по производству духовной пищи, то для этой "фаст фуд" (быстрой еды) гордая надпись "без искусственных добавок" в высшей степени неуместна. И не в том дело, что средневековье аранжируется музыкой "Квин", а в том, что для Хелгеленда (так же как и для Лурмена в "Мулен Руж") сама ушедшая жизнь не представляет никакой ценности, и модернизации подвергается все. Реальные рыцари, отнюдь не по-рыцарски обращавшиеся со взятыми городами, и те не столь варварски относились к чужой культуре.
Понятно, ради чего затеяна эта переплавка древности в современность - массовое сознание отзывается только на привычные раздражители, и если, скажем, герольд не будет "косить" под диджея или телезазывалу, а народ перед турниром не будут разогревать, как перед рок-концертом, нынешней публике этого и на дух не надо. В роли диджея выступает не кто иной, как сам Чосер, и это не худшие минуты фильма, поскольку здесь сценарист вспоминает, с чем имеет дело, и вкладывает в его уста довольно изощренные тирады.
В данном случае простолюдин-оруженосец Уильям облачается в доспехи своего сраженного в состязании господина и продолжает бой под его именем. Цель весьма прозаична - заработать на еду. Заработок кажется ему привлекательным, он начинает тренироваться для участия в соревнованиях более высокого класса (напрашивается оборот "в турнирах большого шлема", но Хелгеленд - или русские переводчики - его почему-то не используют), затем просит встреченного по дороге Чосера сочинить ему дворянскую родословную и уже под звучным титулом сэра Ульрика фон Лихтенштайна Гельдерлендского (явная перекличка с фамилией автора фильма) начинает бить противников. Схватки изображены весьма однообразно - сперва закованные в броню рыцари молотят друг друга мечами, будто палками по консервным банкам, затем садятся на лошадей и с копьями наперевес мчатся друг на друга - кто кого сшибет с седла, тот и чемпион. Однако ни тени юмора, свойственного "герольдическим" сценам, ни тени натурализма, фильму вообще не свойственного, здесь не наблюдается: физкультурная махаловка несовместима ни с кровью, ни со смехом. Впору с грустью вспомнить Терри Гильяма, сделавшего (кажется, в "Джаббервоки") лучшую со времен "Дон-Кихота" пародию на рыцарские романы - на экране трибуна с королем и принцессой, а под нижней кромкой кадра сшибаются невидимые кони и люди, при каждой стычке вышибая фонтаны крови, которая красной сыпью ложится на лица высокородных зрителей.
Из мелодраматических эффектов картины стоит отметить сцену торжественного возвращения неблудного сына к слепому отцу, вполне достойную "Зиты и Гиты" - в погоне за зрительскими слезами Хелгеленд не брезгует ничем. Аналогия между автором и героем достигает полной завершенности: прикинувшийся дворянином кокни отделывает рыцарей и срывает успех при дворе, тогда как прикинувшийся сценаристом и режиссером янки отделывает рыцарскую литературу и срывает успех в прокате.