Рецензия на фильм «Меченосец»

Наши блокбастеры с ОМОНом, саммитом и романтической расчлененкой

Пошли боевики, пошли фэнтези, они выстреливаются на экран так безумно, что впопыхах рискуют пристрелить самих себя. Творение Тимура Бекмамбетова в сравнении с новыми изделиями кажется классикой.

На сцене кинотеатра "Пушкинский" хохотала Анна Кильчевская. Режиссер блокбастера "Сдвиг" (2006) не могла вспомнить имена своих коллег по съемочной площадке, и это ее смешило. Из всего, что она сумела сказать публике, запомнилось главное: кино снимать очень просто.

Фильм подтвердил: проще простого. Надо только хорошо заплатить компьютерным художникам, чтобы сделали волну, как в " "Посейдоне" /Poseidon/ (2006). Они и сделали в точности, как под копирку. Правда, в "Посейдоне" есть еще и океан, а в "Сдвиге" – только отдельно взятая и потому неубедительная волна. Волне надо было разрушить какие-то постройки и утопить каких-то людей. Она должна была также уничтожить какой-то саммит, но на саммит не хватило фантазии или денег. Что одни герои пытаются сгубить и что другие спасают, мы не увидим.

Кинокомпания "Golden Key Entertainment" называет картину "тектоническим боевиком": там главная угроза – рукотворное землетрясение, дитя террора. А герой-сейсмолог – русский, но в Амстердаме. Он зарекся ездить на криминальную родину, но его заманили туда на конференцию, и он попал в сети бандитских структур, из лабораторного отшельника обратившись в спасителя человечества. В фильме есть террористы, которые косят под "патриотов" и толкуют о великой России, а на самом деле оказываются со сдвигом. Красотка-тележурналистка, которая лезет в горячие точки, не забывая думать о красе ногтей. Дядя "с прежнего времени" – фольклорный носитель российской сермяги, которая в нужную минуту всегда себя окажет. Автомобильные погони, застенки и волна-убийца. Наличествуют все штампы среднеарифметического боевика, сваленные в кучу без системы и логики, так что иногда кажется, что ленту склеили из обрывков многих фильмов, только сильно пожухших. Поэтому остается неясным, где тут бандиты, а где наши оперативники. Возможно, оперативники и есть бандиты. Непонятно также, кого спас наш герой, если волна все равно нахлынула. А раз нахлынула, то что сталось с саммитом, о котором авторы забыли.

Такое кино действительно легко делать: не надо думать и не надо уметь. Провал такого кино – не диковинка. Трагичней случай с "Меченосцем" (2006) – первой работой Филиппа Янковского в жанре фэнтези.

В своей первой картине "В движении" (2002) Филипп Янковский показал себя режиссером способным и умным. Во второй – "Статский советник" (2005) – он спасовал перед маститыми актерами, которые сыграли ему разнокалиберные концертные номера, но сложить фильм в единое целое не получилось, и теперь молодой режиссер догадывается, что кино снимать – трудно. И вот – третья, "Меченосец", история о парне, у которого из ладони в трудную минуту вырастает разящий клинок.

Идею трудно признать оригинальной: неизбежно встают в памяти Эдвард Руки-Ножницы и Люди Икс – Саблезубые Магнето и Мистические Циклопы. Встав на этот путь повторений, легко скатиться в амбициозную провинциальщину. Что и происходит в российском кино регулярно, как только оно начинает есть из чужой кормушки.

Тема засланцев в наш мир становится для сценаристов универсальным "золотым ключиком": на "чужих", "темных" или "мокрых" легко возложить все миссии по исправлению или по изничтожению человечества. Можно смоделировать любую метафору и открыть такой простор для зрительского сотворчества, что собственное творчество становится делом формальным: брось хоть камень, хоть кирпич, что под руку подвернется, – круги по воде пойдут сами.

Наверное, Саша-меченосец – засланец. Но происхождение меча-ладошки нам не объяснят, хотя он – воплощение светлой мечты типа "Почему люди не летают?". Саша своего меча сначала стыдится, как энуреза, – рубит себе руку с волчьим воем отчаяния. Но потом учится использовать его для пользы дела. Теперь вопрос: для какой пользы и какого дела используют свое изобретение авторы?

А они этого не знают. Или знают одно: для пользы кассы.

Руки-Ножницы Эдварду были нужны, чтобы оттенить его одиночество в равнодушном мире. Зубы-сабли и стальные когти помогали Людям Икс бороться с шовинизмом "нормальных" за равноправие меньшинств – в данном случае мутантов. Свое всесильное оружие Саша-"меченосец" пускает в ход совершенно бессистемно. Убить человека и скинуть труп в речку – это для него род недуга, того же энуреза. Потом нахлынет любовь: прямо на лестничной площадке он ухватит за ногу незнакомую девушку, и обоих сразит стрела Амура так мгновенно, что в зале зайдутся от истерического смеха. И с той поры свой меч Саша будет пускать в ход исключительно для Кати. Катю играет Чулпан Хаматова, и она хорошо выполняет режиссерское задание: не без изящества воспроизводит позы из гламурных журналов – даже когда грохается в обморок. Хаматова – актриса, которую когда-нибудь назовут великой, и использовать ее в качестве модели столь же нерасчетливо, как Сашиным мечом-руки-ножницы резать колбасу.

Мотив колбасы тоже будет. Это когда Саша настрогает злодея Клима так, что первая половина туловища будет ползти по полу, а вторая – трепыхаться, открывая зрителю кровавый анатомический срез. Этот кадр, как и кадр откушенного кусачками большого пальца руки, обозначит еще один жанровый срез картины – натуралистичного ужастика.

Затем пойдет новый срез – типовая охота на человека. С ментами-тупарями, ОМОНом, кувырканием машин и вертолетом. И, наконец, финал – это патетическая романтика в младогорьковском духе: Саша все время принимает позы типа "Что сделаю я для людей?!", а его противники располагаются в композициях типа "Рожденный ползать летать не может!". Апофеоз картины – финальный кадр, когда камера взмоет ввысь над окровавленными влюбленными, и распахнется порубленный Сашею лес, и откроется набег пенистой волны, и зал, по идее, должен зарыдать под патетическую, но очень настырную музыку Игоря Вдовина. Но вместо этого в зале смеются. Это вообще первый на моей памяти триллер, по ходу которого публика умирает от обидного для авторов хохота.

В фильме есть пачка денег, где вперемежку доллары с рублями и, кажется, евро. Это золотой ключик ко всем секретам картины. В ней, как в рулетке, собраны все приемы, которые в других лентах исправно заманивали публику, – смесь жанров и стилей, слитых по принципу: авось сработает. Но слить жанры и стили – это не режиссура, потому что режиссура – это, по слову Райкина, положить нужную краску в нужное место. Это вкус, с которым в фильме большая напряженка. Это чувство меры, исключающее повсеместное фортиссимо и краску, которую льют ведрами. Это способность сказать актеру, что играть всю гамму переживаний последовательно, как начинающий пианист гамму, совсем не нужно – получится комично, как у Жаркова перед убиением его героя.

Это, наконец, мужество задать себе жесткие вопросы о жанре, стиле, теме и задаче будущего фильма. А собрать много-много денег – это задачей быть не может, это всего только мечта прекрасная, но еще неясная. Мы очень хотим в Голливуд. Там действительно много денег. Но чтобы их стало так много, Голливуду пришлось сначала воспитать поколения первоклассных профи и так найти золотой ключик к массовой публике.

А мы, сколько ни называем себя на американский манер Golden Key, сколько ни навариваем вертолетных погонь и компьютерных цунами, а все равно выходят все те же щи, хоть и с анчоусами.